— А он толкует тебе о способах доказательства желаемого, верно?
— Верно.
— И тебя это не устраивает.
— Да, не устраивает. А тебя, Перикл?
Сократ видел, как тень иронической усмешки скользнула по губам Перикла: по последнему вопросу, который задал ему Сократ, Перикл безошибочно определил, что Сократ уже сел на своего любимого конька, что в нём пробудился «философский зуд» — так Перикл называл Сократову страсть испытывать собеседника вопросами, — и приготовился к тому, чтобы унять в нём этот зуд, остановить водопад вопросов — Периклу было недосуг тратить время на философские препирательства с Сократом: он спешил в Толос, где в тот день заседали афинские стратеги. Этот разговор Перикл и Сократ вели на ходу, пересекая агору, старую площадь.
— Меня в науке Анаксагора всё устраивает, — ответил Сократу Перикл, ускоряя шаг. — Ив науке Дамона, — добавил он, вздохнув: Дамона афиняне подвергли тогда суду остракизма и изгнали из города, хотя Перикл этому противился — Дамон был учителем Перикла в юношеские годы, а потом и его советчиком, среди которых выделялись Анаксагор, Софокл, Фидий, Протагор, архитектор Гипподам и друг Перикла Периламп, который сопровождал его во всех военных походах, не занимая при этом никакой должности.
Дамона обвинили в том, что он склонял афинян к восстановлению тирании, когда, как он якобы говорил, один могучий и чистый голос будет вести главную мелодию, а все остальные станут ему подпевать. Дамон был музыкантом и теоретиком музыки. Он считал, что музыка — это голос бога, божественное наставление, в котором людям преподаются священные принципы гармонии, согласия, принципы совершенства и красоты. В демократии ему виделась какофония, безобразное рычание толпы, которое потрясает и разрушает основы гармонического общества. Дамон так много и так охотно говорил об этом, что его обвинили в заговоре против демократии и осудили на изгнание. Говорят, он слушал, как падают в кучу черепки с нацарапанным на них его именем, и уже по звуку, с каким они падали, определил, что афиняне единогласны в осуждении.
Тогда же Перикла спрашивали, разделяет ли он взгляды Дамона, на что Перикл ответил:
— Я согласен со всем, что касается музыки: лучше Дамона никто не знает, чем прекрасна музыка. Относительно же общества скажу так: и каменщик со своей точки зрения может судить об обществе, и гончар, и винодел — всякому его профессия кажется важнейшей и полной всяких истин, которые можно употребить в любом другом деле. Но истины профессии — только истины профессии. О политическом устройстве должны рассуждать политики, а музыканты — о музыке. Вот и Эзоп говорил, что кожевенник оценивает быка только по шкуре, о живом же быке, полном силы и мощи, он не знает ничего.
Тень Дамона не легла на Перикла, но Перикл позаботился о том, чтобы Дамон приобрёл в Коринфе хороший дом и обзавёлся новыми знаменитыми учениками.
— Я знаю, что тебя не устраивает в науке Анаксагора и в науке Дамона, — сказал Периклу Сократ.
— Что?
Они были уже у Толоса и остановились.
— В душе ты согласен с тем, что говорит Анаксагор: он говорит, что миром правит Разум, а ты при этом считаешь, что государством должен также править Разум в лице выдающегося правителя. Он, этот разумный правитель, должен запевать мощным и чистым голосом, как говорил Дамон, а народ лишь стройным хором подпевать ему.
— Может быть, — усмехнулся в ответ Перикл. — Но я лишь один знаю о том, о чём я думаю, Сократ. Тебе об этом знать не надо.
— Почему?
Перикл, не оборачиваясь, зашагал по ступенькам Толоса — быстрый, сильный, лёгкий, уверенный в себе.
— Ладно, — сказал самому себе Сократ, махнув рукой. — Договорим в другой раз.
Теперь, казалось, и был тот самый другой раз: Сократа пригласили к Периклу на ужин, о чём ему сообщил раб Перикла, специально посланный для этого хозяином.
Сократ был дома, обтёсывал во дворе могильную плиту, торопился — через два дня за нею должны были прийти, таков был договор, к тому же деньги за работу Сократ получил с заказчика вперёд и уже успел потратить их.
Раб Перикла появился некстати, оттого Сократ не узнал даже, как того зовут, только спросил, насупясь:
— Сейчас надо идти или можно повременить?
— Ты можешь и вообще не ходить, — ответил раб, — ты свободный человек, Перикл прислал тебе всего лишь приглашение, а не приказ немедленно явиться. Так что оставайся здесь, если не хочешь идти.
— Так и быть, — сказал Сократ, опустив натруженные и запылённые руки в чашу с водой, — пойду с тобой — вдвоём всё же веселее. — Отказаться от приглашения Перикла он не мог: слава Перикла летит далеко, а приглашение его — для каждого великая честь. И для Сократа тоже. — Кому ещё посланы приглашения? — спросил он раба.
Раб ответил, что не знает.
Сначала Сократ подумал, что пришёл последним, и это его немного смущало: и живёт недалеко от дома Перикла, и по важности не первый — всего лишь каменотёс, который намерен стать скульптором, а все другие гости и старше, и важнее его: слава Фидия, изваявшего в Олимпии статую Зевса, которой нет равной по совершенству во всём эллинском мире, гремит повсюду; Софокл, хранитель афинской казны, славен драмами о царе Эдипе; Периламп — советник и ближайший друг Перикла, о котором говорят, что не будь Перикла, Перилампа следовало бы назвать его именем и наделить полномочиями Перикла, потому что ума и мужества в нём столько же, как в Перикле; абдерит Протагор — первейший учитель красноречия, маг слова, великий спорщик, который с равным успехом может доказать оппоненту, что тот либо ничтожество, либо гений, скептик, усомнившийся в существовании богов. «Очень многое препятствует знанию о том, есть ли боги», — сказал этот знаменитый софист, чьи слова о том, что человек — мера всех вещей, что вещи лишь таковы, какими они представляются человеку и даже существуют или не существуют лишь в его сознании, многие правители хотели бы заполучить его в качестве учителя, но он выбрал Афины и Перикла; учитель Перикла Анаксагор, которому дали прозвище «Ум» за то, что он поставил Ум в начале всего существующего и несуществующего, сотворил элементы мира, которым повелел соединяться в различных сочетаниях по законам гармонии и блага, это Анаксагор сказал, что родился на свет для наблюдения солнца, луны и неба, о солнце заявил, что это всего лишь глыба, которая больше Пелопоннеса и огненная насквозь; ровесник Перикла Зенон из Элей приехал в Афины, чтобы украсить собою этот город, как сказал пригласивший его в Афины Перикл, — мудрец, о котором, как и о его учителе Пармениде, знают многие эллины — недавно Сократ убедился, что о нём знает даже Аспасия, юная гетера, начертившая апорию Зенона об Ахилле на полотне Полигнота, — это он странным образом доказал, что летящая стрела никогда не достигнет своей цели — как и Ахилл не догонит черепаху, — ибо движение вообще невозможно: чтобы пролететь путь до цели, стрела должна преодолеть сначала половину пути, а до того — половину половины, ранее — половину половины половины и так далее, а поскольку это деление бесконечно, то стрела, в сущности, будет покоиться в той точке, откуда начала полёт, вечно.
