— Это меч, Ингвар, — ответил ярл. — Я их немало повидал.
Он не сделал ни единого движения, чтобы защититься. Они оба понимали реальное положение вещей: если бы Ингвар действительно представлял угрозу, то Рагнар убил бы его до того, как клинок покинул ножны.
— Он древний, — произнес Ингвар, чувствуя, как кровь пульсирует в голове. — Такой же старый, как это место. Такой же старый, как Аннулюс.
Рагнар выдержал взгляд Ингвара.
— В этом месте много реликвий. И что с того?
— Берек вручил мне этот меч. — Ингвар вдруг четко и ясно вспомнил события, которые произошли десятилетия назад. — Это был его меч. А до него он принадлежал другим воинам. Он прошел через сотню рук, и каждый владелец оставил свой след на рукояти. Он не сломался. В крови, которую он выпил, можно утопить миры. Берек оказал мне честь, дав этот клинок, и я никогда не использовал другого меча, даже когда мне приказали взять ксеносские глефы, которые могут резать терминаторскую броню как бумагу. Я пронес его с собой через бездну, слушая, как он тихо шепчет о доме, и проложил себе путь в место, о котором он мне напоминал.
Меч блестел в полутьме, его силовое поле было отключено, виднелись очертания рун, выложенные тонкой серебряной нитью.
— Это оружие носило множество имен, — продолжал Ингвар. — Берек называл его фьорсвафи. Другие звали его хельсверд, блодстефна или думхрингир. Давным-давно, во время легенд, он именовался даусвьер и принадлежал Огриму Регру Врафссону. Это часть нашего наследия. Он только для избранных.
Золотистые глаза Рагнара блеснули и остановились на острие клинка.
— Берек счел меня достойным дара, — сказал Ингвар. — Тот же человек посчитал, что ты заслуживаешь досрочного повышения. Тогда ты согласился с ним.
Ингвар держал меч неподвижно.
— Я сын Русса, — сказал он. — Мне нечего доказывать.
Взгляд Рагнара переместился обратно. Какое-то время они сверлили друг друга взглядом. Золотистые глаза Черной Гривы тщательно всматривались в серые глаза Ингвара, немного сузившись, так, как будто могли проникнуть в самую его душу.
Ингвар почувствовал, как давит на него твердость духа Черной Гривы. Взгляд Рагнара было почти невозможно выдержать: в нем читалась абсолютная уверенность в себе и целеустремленность. Никто — ни Берек, ни даже Хьортур — не обладал такой внутренней силой.
«Молодой Король».
Тем не менее меч так и не сдвинулся с места. Наконец Рагнар устало покачал головой.
— Довольно, — сказал он, жестом приказывая Ингвару вернуть меч в ножны. — Этот вопрос не будет решаться с помощью театральных действий. Сядь.
Ингвар сделал так, как ему было велено. Только после того как даусвьер скрылся в ножнах, он понял, как сильно билось его основное сердце. Он опустил руки на холодный камень скамьи.
— Ты нравишься мне, Гирфалькон, — сказал Рагнар. — Мне по душе твой характер.
— Тогда отправь меня обратно, — произнес Ингвар.
В улыбке, появившейся на лице Рагнара, не было теплоты — это была кривая ухмылка.
— Возможно, — ответил он. — Я подумаю. И тебе бы тоже стоило.
Ингвар осторожно наблюдал за ярлом. В Рагнаре чувствовалась невероятная уверенность в себе и явная усталость. Возможно, бремя командования оказалось тяжелее, чем он думал.
— Галактика меняется, — заговорил Рагнар. — Старые ярлы теряют свою мудрость, а молодые забывают о своей силе. У Зовущего Бурю начались сны, которые его выматывают, а он не из тех, кого легко напугать. Даже Гримнар смеется реже, чем раньше.
Волчий лорд опять сложил руки вместе. Смертоносные латные перчатки, оборвавшие жизни тысячи душ, сложились в неуклюжую пирамиду.
— Я бы хотел, чтобы Ярнхамар оставался здесь какое-то время, — произнес он. — Им нужно восстановить силы. Я желаю отложить принятие этого решения.
Ингвар промолчал.
— Но я не могу, — закончил Рагнар. — Мы больше не можем позволить себе такой роскоши. Мы должны сражаться, все до одного, без остановки. В такое время мудрость теряется одной из первых. Я приму решение быстро. Ты скоро о нем узнаешь.
Ингвар поклонился.
— А до тех пор, повелитель? Что мне следует делать?
— У тебя все еще есть твой меч, — ответил Рагнар. — Вспомни традиции своего родного мира. Не давай клинку затупиться.
Рагнар бросил на Ингвара мрачный взгляд. В его молодых золотистых глазах влажными отблесками отражался свет костра.
«Уверенность. Усталость».
— Куда бы я тебя ни отправил, — подытожил он, — меч тебе будет необходим.
Глава вторая
Хафлои бежал.
Он мчался сквозь снег, поднимая за собой кристально-белые облачка. Горячее дыхание клубами пара повисало в морозном воздухе. Его сердца стучали, а легкие горели. Он чувствовал, как системы, приводящие в движение его доспехи, гудят и увеличивают мощность, работая синхронно с его налитыми кровью мышцами.
Купол небес, чистый и яркий, раскинулся высоко над головой. Впереди лежал долгий, выстланный свежим снегом путь вниз, к черной линии реки. Слева были видны отдельные группы хвойных деревьев экка, которые становились плотнее по мере приближения к крутым отрогам скал. Это была суровая земля, иссеченная ущельями и усыпанная острыми камнями, покрытая ледяными настилами и запорошенная снегом. Погода была коварной, холодной, смертельно опасной, с пробирающими до костей ветрами, которые завывали на равнинах и со свистом проносились сквозь гудящие расщелины.
Хафлои улыбнулся по-звериному. Весь Асахейм был суровой землей. В этом была его суть. И именно поэтому он любил его.
Он приложил больше усилий и побежал вниз по длинному склону к темно-синей туманной полоске берега под нависающими вершинами. Доспехи точно подстроились под его движения, как только ноги врезались в каменистую осыпь, компенсируя наличие трещин, на которых можно было свернуть ногу, поглощая удар о неровную землю, спрятанную под покрывалом чистого снега.
Он бежал, как зверь скриекре от охотников, его усовершенствованное тело двигалось на пределе возможностей. Он перепрыгивал через препятствия и пробивался через сугробы по пояс высотой. Его конечности двигались как поршни, он размахивал руками и работал плечами.
Еще несколько секунд он был один в долине, пытаясь добраться до стремительных потоков воды, единственного островка движения посреди ледяного равнодушия Асахейма.
Боевой корабль вылетел из-за зубчатого горного гребня за его спиной, с грохотом поднимаясь все выше в воздух на столбе маслянистого дыма. Он задрал нос вверх и развернулся в верхней точке подъема, направившись к руслу долины.
По сравнению с великолепием плоскогорья корабль выглядел каким-то отклонением. Это была тяжелая, тупоносая, грубая машина, которой приходилось тратить ошеломляющее количество энергии, просто чтобы держаться в воздухе. Двигатели издавали грохочущий голодный рев, и от всего корабля несло горящим прометием. Клиновидный нос был направлен вниз, пока машина двигалась вперед в грязном мареве от двигателей.
