В тридцать один год Леони мало изменилась. Ее рыжеватые волосы, завитые на шее, были такие же блестящие, как и тогда, когда Морган впервые увидел ее. Веселые искорки в глазах миндалевидной формы по-прежнему озорно плясали, и только несколько раздавшаяся фигура Леони говорила о прошедших годах. Она была небольшого роста и хорошо сложена, но после рождения четверых детей за десять лет замужества ее стройность чуть нарушилась.
Супруги были до сих пор влюблены, это читалось в их взглядах; они испытывали удовольствие в обществе друг друга. Не было сомнений, что Морган и Леони обрели глубокое и продолжительное счастье.
С улыбкой Доминик встал.
— Мне пора оставить вас. Развлекайтесь. Леони чуть раздраженно посмотрела на него.
— Я думаю, мне стоит рассердиться на тебя, дорогой. Ты предложил мадемуазель Лей прокатиться на лошадях завтра утром?
Нежно обняв Леони за талию, Доминик легонько коснулся губами ее волос.
— Дорогая, я знаю, что мои интересы ты воспринимаешь близко к сердцу. Но я действительно не хочу думать ни о какой мадемуазель Лей.
— Но, Доминик! — воскликнула Леони. — Она же такая красивая, такая добрая и нежная. А ее отец очень богат. — Нахмурившись, она спросила:
— Неужели она тебе совсем не нравится?
— Нет, нравится. Но, видишь ли, я не думаю, что она примет мое предложение о покровительстве.
— Я думаю, ты ошибаешься, — начала серьезно Леони, но резко осеклась, увидев насмешку в глазах Доминика. — Ах, ты хочешь сказать, что предложил бы ей только «покровительство», но не руку?
— Именно так, моя дорогая, — со сводящей с ума сердечностью ответил Доминик.
Леони не обратила внимания на смех Моргана, сощурилась и, уперев руки в бока, сказала:
— Когда-нибудь, Доминик, — и это мое искреннее желание, — ты влюбишься в молодую леди, которая сведет тебя с ума. Я надеюсь, что она заставит тебя побегать за ней и твое безграничное самодовольство поубавится. Запомни мои слова, дорогой. Рано или поздно это случится, помяни мои слова.
Со смехом прощаясь, Доминик сказал:
— Все ругаешься, Леони? Но подумай, каково тебе будет узнать, что мое сердце разбито.
— Зато это пойдет тебе на пользу, — ответила Леони.
Глядя на брата, Доминик пожаловался:
— Ты недостаточно часто ее наказываешь, Морган. Тебе разве не говорили, что женщина, особенно с острым языком, нуждается в твердой руке?
Морган улыбнулся и, притянув к себе Леони, заметил:
— У меня свои методы. А теперь я намерен поцеловать жену, и если ты не хочешь оказаться свидетелем столь интимной сцены…
Доминик, улыбаясь, разглядывал стоявшую перед ним пару: голова Леони склонилась на широкое плечо Моргана, а тот нежно полуобнимал ее плечи.
— Бесстыдники. Называется уважаемая женатая пара. — Он вышел, улыбаясь, и бесшумно закрыл за собой дверь.
Когда Доминик шел по широкому коридору в главную часть дома, он вдруг понял, что завидует. И завидует по-настоящему.
Несмотря на ранний час, Морган был уже на галерее, допивая последнюю чашку кофе и раздумывая, с чего начать трудовой день плантатора.
Галерея была приятным местом, и семья любила проводить там время. Здесь стоял большой стол и несколько стульев с яркими подушечками на них. Отсюда сквозь деревья была видна Миссисипи, а за ней — зеленые лужайки с мшистыми дубами, магнолии, усыпанные большими белыми цветами.
Поздоровавшись, Доминик налил себе кофе из серебряного кофейника и взял еще теплую булочку.
— Относительно того жеребца, о котором ты вчера говорил. Что конкретно сказал о нем Джейсон?
— Что эта лошадь — самое красивое и сильное животное из всех, которых он когда-либо видел.
Доминик присвистнул:
— Да, нечто достойное, Джейсон редко хвалит.
— Пожалуй, — ответил Морган. — Жеребец без усилий прошел всю дистанцию и показался самым обещающим из молодых. — Морган улыбнулся. — Но Джейсон не обрадовался, он не любит проигрывать.
Оба хорошо знали того, о ком говорили. Родственник Джейсона, Адам Сент-Клер, был самым близким другом Доминика в Натчезе, а сам Джейсон — товарищем Моргана еще с мальчишеских лет, когда они учились в Хэрроу, в Англии. Доминик знал Джейсона и хорошо понимал, как тот раздосадован проигрышем, тем более что такое вообще случалось с ним крайне редко.
— А что ты еще знаешь об этой лошади? Чей это жеребец, где его найти? — спросил Доминик. Морган посмотрел на младшего брата:
— А ты что, намерен его купить? Тот пожал плечами:
— Вполне возможно. Если он действительно таков, как говорят.
— Да уж можешь мне поверить. Я был на скачках и видел его. Если ты серьезно собираешься заняться разведением лошадей, он создал бы тебе племенной табун.
— Для этого я сюда и приехал, а не только повидаться с тобой, с Леони и всей кучей родственников, — сказал Доминик, а потом поспешно добавил:
— А не продашь ли ты мне дом в Тысяче Дубов и землю вокруг него? Я бы хорошо тебе заплатил.
Морган напрягся, его лицо окаменело. Тысяча Дубов — плантация, подаренная отцом к его первому браку со Стефани, на полпути между Натчезом и Батон-Ружем, в девственно зеленых диких местах вдоль Миссисипи. В свое время Морган думал сделать имение изысканно красивым. Много месяцев провел он там, строя дом, следя за тем, как обрабатывают землю под хлопок, мечтал, что привезет туда жену и маленького сына… Но пока он занимался Тысячью Дубов, его жена нашла другого мужчину.
Воспоминания Моргана о Тысяче Дубов не было радостным. После смерти Стефани и его первенца, сына Филиппа, он ни разу не был там. Он нанял экономку с мужем, чтобы присматривать за домом, работников для ухода за землей, не вспоминая об этом имении и прежней семье… До сегодняшнего дня.
Посмотрев на Доминика и заметив его волнение, Морган вздохнул:
— Не беспокойся. Я не собираюсь кипятиться от одного упоминания о Тысяче Дубов, — он вымученно улыбнулся. — Но я не буду продавать тебе имение. Ты получишь его с моего благословения.
— Ну уж нет! — отрезал Доминик. — Или ты продашь мне его за настоящую цену, или…
Они продолжали состязаться в благородстве насчет цены, когда стайка племянников Доминика, «куча отпрысков», как он их называл, вдруг ворвалась на галерею в сопровождении смеющейся Леони.
Старший сын Моргана, Джастин, был очень похож на отца, и только глаза цвета морской волны, как у матери, были не отцовские. Он тотчас уселся на стул возле Доминика и начал беседу о пантере, которую видел прошлым вечером в заболоченных местах близ Шато Сент-Андре.
Восьмилетняя Сюзетта тоже походила на Моргана; она была робкой, до болезненности стеснительной девочкой, — ей очень хотелось сесть поближе к Доминику, как Джастин, но она стояла в стороне, возле матери, и зачарованно смотрела на смуглое лицо своего дяди.
