– Серьезные дяди, – заметил Блиц, – Еще минута, и из нас пух полетит.
– Будем ждать, пока прикурить дадут из гранатомета? Хреново… – хрипло сказал Плюшко.
Его позиция была самой ответственной, если начнут палить, то чердак пекарни окажется на линии огня.
– Что думаешь, командир?
Глеб промолчал. До подхода техники у них еще был шанс дождаться ночи и пробиться к окраине, теперь боевики подтянули силы и взяли объект в кольцо. Скрываться и выжидать не имело смысла.
– Плюшко – чердак! Остальные – подвал. Команда голосом! По машине – огонь!
Через минуту чердак и подвал пекарни огрызнулись раскаленными струями. Чеченцы сначала бросились врассыпную, но потом вернулись и под огнем затащили гранатомет за машину.
– Поливай их! Гаси, чтоб ни один не ушел!
Но боевики уже были неуязвимы для автоматных очередей.
Плюшко кубарем слетел в подвал.
– Сейчас пальнут! Уходить надо! – орал он. – Уходить!
Глеб обреченно оглянулся. Наверху догорала деревянная опалубка, с сухим треском осыпался цемент. Через полчаса, максимум через час подожженное здание осядет под собственной тяжестью. В чердачное окно с воем ворвался фугас. Позади Глеба обрушилась балка перекрытия, и, перегораживая выход, загудело высокое голодное пламя.
Внезапно в огне мелькнула размытая тень, и Глеб невольно вздрогнул: сквозь пламя, слегка приподняв ладони, шагнул человек.
– Кто такой? – Глеб вскинул автомат, и точно мгновенно отнялись мышцы во всем теле.
– Свои… – человек выше поднял безоружные руки, точно дирижер перед первым аккордом.
Блиц недоверчиво уставился на его камуфляж без знаков различия. Незнакомец был одет как-то слишком празднично и чисто, из-под свежего подворотничка выглядывал синий тельник. Красивое смуглое лицо было приветливо и спокойно. На груди висело аж два фотоаппарата в плотных футлярах из толстой кожи. Верно сказано: «Кому война, а кому – мать родна!» Незнакомец отбросил со лба волнистую каштановую прядь и блеснул ровными, красивыми зубами.
– Как зовут… Паспорт, удостоверение? – приступил Глеб.
– Ну ты даешь… У Ангела-хранителя тоже «корочки» спросишь?
– Так ты прямиком с небес? – уточнил Глеб.
– Скорее из преисподней, – усмехнулся незнакомец.
– Комитетчик, что ли? – догадался Кореец.
– Почти угадал. Слышу, в квадрате шум поднялся – АКМ лупит: по-русски, стало быть, заговорили.
– Наша классика – Пушкин и АКМ, – похвастал эрудицией Кореец.
– Молодец, еще шуткуешь…
– А мы даже умираем весело, слыхал, как хохочем? – огрызнулся Глеб.
Стены подпрыгнули от близкого взрыва, справа от Глеба зарычал и забился на полу раненый Блиц: осколок распахал его ногу поперек бедра. Бросившись к раненому, Глеб и Кореец пытались сдержать судороги. Плюшко сорвал с бинта упаковку, но пришелец остановил его руку.
– Куда прешь? Видишь, артерия перебита! – взвился Плюшко.
– Тихо, солдат!
Незнакомец снял черные вязаные перчатки и склонился над развороченной раной. Не касаясь, он провел рукой, как шаман, латая воздух вокруг раны, и слегка подул.
Блиц обмяк и затих, дыхание стало ровным, словно у спящего. Кровь иссякла, изошла кровавой росой и пересохла.
– Берите его, уходим!
– Куда идти? Чечи в кольцо взяли!
Перекрытия дрогнули от удара, с треском расселась надвое наружная стена, и в открывшееся пространство донеслось раскатистое: «Алла-а-х Акб-а-а-р-р-р!». Подвал заволокло ядовитым дымом.
– Уходим. Живо! – Незнакомец шагнул в бурую мглу подвального коридора. Сгорбившись, они прошли сквозь дым. Кореец и Плюшко волокли «спящего» Блица. В котельной среди густой копоти незнакомец на ощупь отыскал люк. На поверхности оставили связку гранат с зажженным запалом, чтобы люк завалило обломками и надежно скрыло их отход.
По воле пришельца группа оказалась в подземных коммуникациях и быстро покинула зону боев. В кирпичном бункере пришелец уверенно нашел спрятанный в темноте кран и с наслаждением выпил холодной воды. В сухом кирпичном бункере устроились перекурить.
– Где так лечить насобачился? – поинтересовался Глеб.
– Так, по вдохновению, – отмахнулся пришелец. – Меня, между прочим, Рафаилом зовут, что означает «целитель».
– Это по-каковски будет? – поинтересовался Плюшко.
– Да неважно, главное есть такой Архангел.
– О как! – не то одобрил, не то озадачился Плюшко.
– Архангел, значит, а служишь «темной стороне»… Давно в Грозном?
– С вечера тридцать первого.
– Как выжил?
– Тень в воде не тонет и в огне не горит.
– Так вот ты кто – Тень! Вот только чья?
– Я ничей, сам свой…
– Так не бывает, – попытался улыбнуться Глеб, но на темном, закопченном лице улыбка вышла похожей на оскал.
– Ладно, шутки в сторону; для чеченцев – я фотокор на вольных хлебах, но это только для чеченцев. А для вас я – наблюдатель.
– Международный? – удивился Кореец.
– Скорее межпланетный: кто-то должен приглядывать за всем этим бардаком. Несколько снимков для Космической Коалиции? – Тень сдернул кожух с аппарата и прицелился в Глеба.
– Не дури! – Глеб отвел жадно сверкнувший раструб.
– Зачем пришли в город, пока армия не подошла? – спросил Кореец.
– А вы что, ничего не знаете? – белозубо усмехнулся Тень. – День рождения Паши-Мерседеса. Слыхали про такую дурь? Грозный вроде торта под красной лентой.
– Почему остались у вокзала?
– Встретили ожесточенное кавказское гостеприимство, – уточнил Тень. – Сам видел: женщины и старики вышли с живыми цветами, с хлебом-солью. Елку на вокзальной площади нарядили, шашлыков нажарили для солдатиков. Приготовили, так сказать, теплый прием для воинов-освободителей…
– Да уж… До сих пор дымится, – проворчал Кореец.
– В том-то и дело! Боевики знали о времени ввода войск минута в минуту, и дальше все было по часам. В семь утра Дудаев приезжал, чеченцы зикр танцевали. Пленных на колени бросили и головы…
Тень перевел фотокамеру в режим просмотра, на дисплее вспыхнули кадры казни.
– Мамкам теперь одинаковые сны приснятся, – ахнул Плюшко.
– А я бы на месте чеченцев эти головы министру обороны послал… В подарок… Получите и распишитесь! – пробурчал Кореец.
– Это наша с тобою война, разведчик, – закончил Тень.
Глеб только крепче сжал челюсти. То, что рассказывал этот странный человек, ловкий, умный и абсолютно спокойный, оседало на дне памяти, и даже еще глубже. Эта война, раз начавшись, уже никогда не кончится. Она будет переходить по наследству вместе с формулой крови, и он, Глеб, будет мстить яростно и хладнокровно, пока не превратится в машину смерти или не умрет сам.
