Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Он засмеялся:
– После всего, что между нами было, я вообще как честный человек обязан на тебе жениться.
– Ты – честный человек?
– Да, я честный человек. Но это неважно.
– А что – важно? – спросила я, не в силах оторваться от него. Он был такой теплый, он пах мятой, его волосы хотелось все время гладить!
– Ничего не важно... Плохо только, что скоро утро. Я пойду к тебе!
– Вот еще! – спохватилась я. – Да я сгорю со стыда, если Нина Ивановна утром обнаружит тебя в моей постели!
– Я же говорю – ничего не имеет значения, кроме... Лиза, ты же филолог, вырази это словами!
– Нет, потом... – сказала я, не вкладывая в слово «потом» никакого смысла.
* * *
Спать я так и не легла. Едва только забрезжил рассвет, я быстро собралась, на клочке бумаги написала Нине Ивановне благодарственную записку, туманно сообщив, что «о результатах исследования сообщу дополнительно», и смылась по-английски из этого милого дома.
Села на первую, раннюю, почти пустую электричку и укатила в Москву.
Стоит ли говорить о том, что я ни о чем не могла думать, кроме как о той ночи. Мне почему-то казалось, что все происшедшее не про меня, что оно – лишь эпизод из какого-то кинофильма. Случайность, которой не стоит придавать значения. Что же касается Саши, то для него оно, как и для всякого мужчины, обычная история. Спасибо ему, что он за столь короткое знакомство умудрился признаться мне в любви. Все было красиво – ночь, сад, и слова любви, и сама любовь.
Чтобы немного отвлечься от своих мыслей, я принялась читать рукопись, которую дала мне Нина Ивановна.
* * *
...Дмитрий Петрович Калугин был известным московским адвокатом. Хотя имя Дмитрия Петровича не гремело, вызывая ажитации вроде той, которая следовала за именами Плеве или Кони, – нет, совсем нет, но он был, безусловно, популярен, поскольку числились на его счету пара громких процессов, которые моментально стали известны среди либерально настроенной части населения.
Во-первых, он оправдал доктора Самойленко, работавшего в земской больнице под Тверью. Самойленко при помощи большой дозы морфия отправил в мир иной крестьянина той же Тверской губернии Василия Цыбина, страдавшего от неизлечимой опухоли мозга. Самойленко совершил этот акт гуманного убийства по просьбе самого Цыбина, который в противном случае грозился сотворить над собой смертный грех, поскольку страдания его были невыносимы.
Дмитрий Петрович сумел доказать, что недуг Цыбина был в последней стадии и никакие прочие светила от медицины не могли бы его излечить. Да и о каких светилах могла идти речь, когда Цыбин, занимаясь крестьянским трудом, не имел никаких капиталов, чтобы обратиться к их помощи! К тому же небольшие средства земской больницы, которая существовала благодаря пожертвованиям, не позволяли облегчить страдания больного.
Речь Дмитрия Петровича на последнем заседании имела оглушительный успех, публика в зале рыдала, а доктор Самойленко предстал в ореоле мученика от медицины, спасшего своего пациента от неизбежного самоубийства. Присяжные единогласно вынесли Самойленко оправдательный приговор. И хотя духовенство решительно осудило этот приговор, а сам Самойленко лишился практики, процесс имел широкий резонанс. Радикально настроенная молодежь рукоплескала Калугину и его подзащитному, утверждая, что любой человек свободен в выборе жизни или смерти.
Консервативно же настроенная часть населения говорила о том, что никто не вправе распоряжаться человеческой жизнью, ибо это прерогатива бога, и только, и свой земной путь страданий каждый обязан пройти до конца.
Вторым громким успехом Дмитрия Петровича был оправдательный приговор Лиде Качалиной, после окончания гимназии поступившей на работу машинистки в контору предпринимателя Сабанеева, занимавшегося меховым оптом.
История бедной Лиды была проста и печальна. Она и ее мать, вдова поручика Качалина, существовали на скромный пенсион. Всю жизнь Лида мечтала помогать матери и поэтому возлагала большие надежды на свою работу, которую по тем временам не так легко было найти. Место машинистки в конторе Сабанеева с окладом в двадцать пять рублей ежемесячно показалось ей настоящим подарком судьбы.
Увы, но надежды девушки не оправдались, наглый предприниматель стал склонять девушку к сожительству. Делал он это с методичной настойчивостью, грозя публичным скандалом и лишением честно заработанных средств. Сабанеев заявлял, что после уже девушка не сможет найти ни одну приличную работу – он с его связями обещал это легко устроить.
В отчаянии Лида бросилась на него с ножом для разрезания бумаги и сумела легко ранить. В процессе следствия, когда Лида была заключена под стражу, выяснилось неблаговидное поведение Сабанеева, шантажировавшего бедную девушку. Нашлись свидетели, готовые подтвердить ее показания. Сабанеев почувствовал себя в ловушке и попытался симулировать серьезность нанесенных ему ран, якобы у него были задеты жизненно важные органы. Но специально назначенная медицинская экспертиза этого факта не подтвердила.
Первоначально Лиде Качалиной грозила позорная гражданская казнь и несколько лет каторги, но благодаря усилиям Дмитрия Петровича она тоже была оправдана. Единственной неудачей было то, что не удалось привлечь к суду Сабанеева. Но – «мне отмщение, и аз воздам!» – так написано в Библии, ни одно преступление не может остаться без наказания. Негодяй Сабанеев получил по заслугам – его жена вскоре начала громкий бракоразводный процесс, в результате которого предприниматель лишился части своего капитала, честного имени, и ко всему прочему его разбил паралич, в результате которого он уже в принципе не мог интересоваться молоденькими особами...
После этого дела за Дмитрием Петровичем толпами ходили дамы и девицы, посылали ему цветы и восторженные записочки, в которых говорилось о том, что отныне вся женская половина населения Российской империи чувствует себя защищенной.
Дмитрию Петровичу было всего сорок четыре года, семимильными шагами он шел к славе и богатству...
У него была семья – жена и пятнадцатилетний сын Андрюшенька, в котором он души не чаял, чрезвычайно талантливый и милый мальчик.
Жена адвоката была замечательной красавицей, но со странностями, как считалось в обществе. Многое ей прощалось за необыкновенную красоту и свободный, не стесненный никакими условностями характер, но большинство местных кумушек так и не смогло успокоиться, видя, что Зинаида Александровна Калугина не признает корсетов и не укладывает свои волосы на манер китайской пагоды или восточной фиги, как было в то время принято. Она ходила с распущенными волосами, подобно святой Цецилии, и в платьях свободного покроя, изобретенных ею самой. Впрочем, отсутствие корсета ничуть не портило ее – талия у Зинаиды Александровны была такой, что любая записная модница позавидовала бы.
Любили они все друг друга чрезвычайно, до исступления, и дня друг без друга не могли прожить. Андрюшенька был примерным и почтительным сыном, а Зинаида Александровна и Дмитрий Петрович вели себя на манер тех самых голубков из старинного романса, что «никогда не ссорятся». Даже почитательницы адвокатского таланта главы семейства не могли потревожить сей небесный альянс.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
