Вздохнув с облегчением, я застучала по клавиатуре ноутбука, вводя время появления в таблицу против прозвища призрака — Шрам, а затем продублировала запись в блокнот — на всякий случай. Конечно, ноутбук был защищен сильнейшим буферным заклятием, заключенным в приклеенном к корпусу кристалле, но рисковать мне не хотелось. Один шальной всплеск волшебства — и у меня будет взломанный кристалл, сгоревший жесткий диск и невосстановимые данные исследования привидений.
Я постучала карандашом по блокноту и примерно в сотый раз задумалась о том, за что мне такое наказание — ночь напролет сидеть под Лондонским мостом и считать привидения, особенно после до обиды одностороннего знакомства с Козеттой. Причем привидения были не какие-нибудь, а жертвы эпидемии чумы в четырнадцатом веке. Фобия мучит меня даже тогда, когда привидения выглядят более или менее нормально, без всяких тошнотворных подробностей. Не говоря уже о том, что мы расположились глубоко под основанием моста, на так называемых могилах — прямо над рвами, где закапывали умерших от чумы.
Ну и ночка — хуже, наверное, не бывает.
— Мы уже в пятый раз это делаем, — заметила я, рисуя в блокноте рожицу в стиле Эдварда Мунка, с раззявленным в крике ртом. — Пора бы ему усвоить, что тут не пройти.
Финн рассеянно поднял голову от книги — он читал про историю Лондонского моста, — и сердце у меня, как обычно, глупо екнуло. Я устроила самой себе привычную выволочку. Да, конечно, выглядит Финн отменно: при виде его правильного точеного лица слюнки текут у целой толпы прекрасных дам — и кое у кого из мужчин тоже, — а еще у него широкие плечи и накачанные мышцы, так и распирающие линялую темно-синюю футболку. Даже рожки цвета папоротника, торчащие на дюйм над шевелюрой и выдающие в нем фавна, лишь придают ему мужественного шика. Но все это одна видимость. Финн никогда не забывает об Очаровании — особом заклятии, которое придает ему человеческий вид, так что даже в обтягивающих линялых джинсах не заметно ни намека не только на мускулистые козлиные ляжки, покрытые гладкой шерстью, но и на хвостик, который, как мне достоверно известно, у Финна есть. Это одна видимость, и покупаться здесь не на что. Все это я твердила себе не раз и не два — и не верила ни единому слову. Его истинное обличье ничуть не менее притягательно, просто оно другое — дикое, животное. А Очарование помогает вести дела с людьми. Люди спокойно относятся к легким признакам нежити, но стоит слишком подчеркнуть разницу между нашими видами — и поднимают уродливые головы чудовища вроде нетерпимости и предрассудков, а люди хватаются за свои не очень-то метафорические вилы.
Да уж, из-за стычек со стервозными ведьмиными дочками и разбирательств с одержимыми соседками я стала отпетой пессимисткой.
— Кто? Что? — рассеянно спросил Финн. Между бровей у него залегла тонкая складка.
Я вздохнула. А может быть, дело в том, что я общаюсь с красавцем-фавном, который, кажется, перестал меня замечать. Раньше он так часто искал моего общества, что даже надоедал. Нет-нет, не то чтобы мне не хотелось сказать ему «да» — может быть, я и не собиралась жить с ним долго и счастливо, но мне так хотелось попробовать пожить счастливо хотя бы недолго, — однако я не собиралась выдавать свои тайны и ради этого всегда говорила «нет». Потом приключилась эта история с мистером Мартом. Финн твердо решил стать для меня рыцарем в сверкающих доспехах, и я предприняла последнюю попытку его отпугнуть и пресечь его склонность к самопожертвованию: объяснила, что спасать меня от вампиров — затея сомнительная, так как мой отец был вампир и все неизбежно кончится тем, что я попаду к ним в лапы или стану одной из них. После моих признаний Финн успокоился и стал меня сторониться — предсказуемо, но все равно обидно, — а в финале вышло так, что мы спасли друг друга и заодно сами спаслись. А потом, когда я уже решила, что, раз ему известна моя тайна, для меня все потеряно — и работа, и дом, и большинство друзей, — он меня никому не выдал и к тому же выступил в мою защиту перед Ведьминским советом. Тем не менее любые отношения, выходившие за рамки работы, прекратились раз и навсегда: видимо, из-за того, что теперь Финн знал мою родословную. Что ж, это понятно и естественно.
Правду говорят — желания всегда исполняются, так что желать надо осторожно.
Какая горькая правда.
— Джен, ты о ком? — снова спросил Финн. Взгляд мшисто-зеленых глаз стал сосредоточеннее.
— О Шраме — он только что прошел мимо. — Я ткнула карандашом в сторону призрака, уплывающего в глубину туннеля, рядом с которым сидел Финн; это был один из боковых туннелей, перпендикулярных нашему, и когда-то эти коридоры использовали как склад, но потом раскопали, отреставрировали и теперь водили сюда туристов. Мы устроились на перекрестке лицом друг к другу, так что нам было видно призраков со всех сторон. — Опять натолкнулся на круг, — добавила я, довольная, что голос не дрожит.
Финн профессиональным взглядом осмотрел восьмифутовый круг. Он обвел его — и буквально, и волшебством — на самом чистом местечке: соль — для прочности уз, тисовые опилки — чтобы отпугивать мертвых, шалфей — для колдовской защиты и ясности зрения. Мне наш магический круг виделся колоссальным прозрачным пузырем, поэтому было жутковато наблюдать, как по нему скребут костлявые пальцы.
— Адово пламя, Дженни, с кругом ничего не сделается! — вздохнул Финн и с легким раздражением запустил руку в волосы и почесал за левым рогом. — Привидение не может его разрушить одним тычком!
— Да знаю, знаю. — Я подняла ноутбук, чтобы джинсы немного остыли, и пристроила его на подлокотнике шезлонга.
На самом деле я нервничала не из-за круга — мне почему-то казалось, будто я должна предупредить Шрама, объяснить ему, что надо огибать стену.
Финн ободряюще улыбнулся мне — на загорелом лице блеснули белые зубы.
— Я понимаю, ты волнуешься. Постарайся успокоиться, договорились?
— Само собой, — кивнула я, и Финн снова углубился в чтение.
Попробуй-ка успокоиться, когда спину по-прежнему щекочет струйка пота. Поэтому я просто уставилась в ярко освещенную глубину туннелей, поджидая появления очередного призрака и в очередной раз уговаривая себя, что бояться мне нечего. Шрам — не более чем отзвуки чьей-то памяти, которую из-за мучительной смерти заело, будто старую пластинку. Если когда-то его обуревали ужас и паника, если он и хотел чего-то от живых, эти времена давно прошли. Мне вспомнилась Козетта, поджидавшая меня под дождем. Она показывала мне раны, однако было ясно, что терзает ее именно гнев, а не испуг и не унижение. Проклятье, как бы выяснить, чего ей от меня надо?! Телефонный разговор с констеблем Тейгрином оказался полезным лишь отчасти — констебль согласился поболтать с мистером Трэверсом о тонкостях полировки, но, стоило мне завести речь о своих неприятностях с привидениями и упомянуть о некроманте, в его голосе зазвучало неодобрение. Он не ответил прямым отказом, но особых надежд на него я не возлагала. Я подумала было спросить у Финна, может, он кого-нибудь знает, но сочла за лучшее промолчать. Козетта — не работа, а у Финна и так дел по горло, он ведь только недавно открыл дочернее предприятие и стал полноправным начальником. На экране ноутбука включилась заставка: «„Античар" — магия должна быть безопасной!» — и я, устав придерживать его на весу, перегнулась через подлокотник, чтобы пристроить его на свой рюкзак.
