Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
В Монтрету Жан-Мари Ле Пен устроил «свое правительство и свой двор». Он разработал целую систему ритуалов, например, обязательное фотографирование хозяина и его гостей на верхней площадке лестницы, устраивал праздники, костюмированные вечера. Он очень старался, чтобы члены семьи не думали о нависающей над ними угрозе и наслаждались жизнью. А угроза была вполне реальной: в марте 1978 г. сионистскими боевиками из никому до той поры неизвестной группировки «Коммандос Памяти» был убит — взорван в своем автомобиле — друг Ле Пена, историк Франсуа Дюпра. Ему отомстили за ревизионизм — Дюпра доказывал, что во время Второй мировой войны было уничтожено гораздо меньше евреев, чем официально признанные 6 миллионов, а газовых камер в немецких лагерях смерти якобы не существовало вовсе. Вместе с Дюпра в машине находилась его жена — она чудом выжила, но осталась инвалидом на всю жизнь. Жан-Мари вполне мог чувствовать себя следующим в списке — а хуже всего было то, что невидимые враги не щадили и тех, кто находился рядом с их жертвами.
Но удар, обрушившийся на семью Ле Пен, последовал совсем с другой стороны.
В 1984 г. в поместье Ле Пена в Монтрету гостил журналист газеты Le Figaro Жан Марсильи, работавший над биографией Жана-Мари (к тому моменту Национальный Фронт стал уже заметным политическим явлением). Между молодым журналистом и уставшей от жизни в «золотой клетке» Пьеретт вспыхнула симпатия… и 10 октября 1984 г. мать троих детей и жена лидера Национального Фронта со скандалом ушла из дома вместе с несостоявшимся биографом Ле Пена.
Скандал продолжился и после ее ухода: Пьеретт изо всех сил старалась скомпрометировать имя Ле Пена, давала бесчисленные интервью, не жалея черной краски для описания характера и привычек своего бывшего мужа. Впрочем, не жалела она и дочерей, которые остались с отцом, сплотившись вокруг него, как верные солдаты вокруг своего раненого командира. Чтобы уязвить самолюбие Жан-Мари, фотографировалась обнаженной на обложке «Плейбоя». Фотографии, которые до сих пор можно без особого труда отыскать в сети, вызывают смешанные чувства: все-таки экс-модели к этому времени было уже почти под пятьдесят. Янн Ле Пен, которая увидела фотографии во время своего медового месяца, путешествуя по Юго-Восточной Азии, высказалась про них очень грубо: «…наружу, половая тряпка в ж…е». Пристали репортеры и к Марин, но та нашла другие слова: «Мама — это тайный сад, а не общественная помойка»[16]. Тем не менее, она очень тяжело переживала разрыв родителей: «Полтора месяца я не могла есть — меня рвало каждый раз, когда я пыталась проглотить кусок», — вспоминала она в автобиографии.
А Пьеретт не унималась. Ее рассказы о «зоологическом антисемитизме» бывшего мужа во многом способствовали формированию легенды о «фашиствующем политике», которая сопровождала лидера Национального Фронта долгие годы. Помимо всего прочего, она наотрез отказалась отдавать Ле Пену запасной стеклянный глаз, который всегда носила в сумочке (в драке на предвыборном митинге Ле Пен потерял глаз и носил искусственный). Жан-Мари был в ярости. «Ты приползешь в Сен-Клу (западный пригород Парижа, где располагалась вилла Монтрету) на коленях», — писал он Пьеретт. И не экономил на эмоциях, описывая, что он станет делать с ней в этом случае. Щадя эстетические чувства читателя, не станем останавливаться на карах, которые Ле Пен обещал бывшей жене[17].
Много лет спустя Пьеретт, оставленная всеми своими любовниками и мужьями, без гроша в кармане, действительно вернулась в брошенную когда-то семью — и почти на коленях. Хорошо зная крутой нрав своего бывшего мужа (Жан-Мари уже давно был женат вторым браком на полу-француженке, полугречанке Жани), она попробовала наладить контакты со старшими дочерьми — Мари-Каролин и Янн. Те приняли «блудную мать», сняли ей квартиру и начали планомерную «осаду», целью которой было убедить отца принять раскаявшуюся Пьеретт. И только после того, как Жан-Мари, характер которого с годами смягчился, великодушно разрешил бывшей жене поселиться в садовом домике в Монтрету, младшая дочь Пьеретт, Марин тоже ее простила.
Но это случится только через много лет, а пока шестнадцатилетняя Марин осталась без матери.
«У нее никогда не было матери, это невероятно»[18], — сказал о ней Жан-Клод Мартинес, вице-президент Национального Фронта, исключенный из партии в 2008 г. Это, конечно, преувеличение — все-таки до 6 лет Пьеретт явно имела какое-то влияние на дочь, но можно согласиться с нынешним гражданским мужем Марин Луи Альо, который утверждает, что Марин была воспитана своим отцом. И свидетельство самой Пьеретт, утверждавшей, что «Марин всегда была абсолютным клоном своего отца», окончательно убеждает нас в том, что из Марин всегда была самой преданной «папиной дочкой»[19].
Отношения в семье после ухода Пьеретт оставались очень близкими и доверительными, хотя Жан-Мари воспитывал дочерей в несколько гипертрофированном духе «зеленых беретов». В комнате Марин висел плакат «Война — это черное солнце, под которым люди мужают». В кругу друзей отца сестры распевали песни Иностранного Легиона. Когда они пытались пожаловаться на какие-то неудобства, Ле Пен повторял: «Вы должны уметь выжить голыми на снегу». Сестры обожали отца… и боялись его.
«Фигура отца жутко мешала нашей личной жизни, — вспоминала позже Янн. — Это было непросто для нас… и еще сложнее для наших парней». В автобиографии Марин вспоминала, что «статус дочери Ле Пена» давил тяжким грузом на молодых людей, с которыми она знакомилась. «Разделять мою жизнь — означало брать на себя ответственность за все, что меня окружало… начиная с детства: покушения, сплетни, предвыборные кампании…» И она, и ее сестры привыкли к разделению мира на две части: в одной — семья Ле Пен, в другой — все остальные. «Мы были ежами, — подтверждала Янн. — Более недоверчивыми и подозрительными, чем другие. Мы познали горечь предательства: и со стороны друзей, и со стороны близких».
Приблизительно в это же время Ле Пен-старший в телешоу «Час истины» выскажет свое кредо: «Я люблю своих дочерей сильнее, чем моих кузин, моих кузин — больше чем моих соседей, моих соседей больше, чем незнакомцев». Его услышат пятнадцать миллионов человек, но на самом деле эта максима будет обращена только к троим — Мари-Каролин, Янн и Марин. Особенно к Марин.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
