— Ох, малец, малец! Помоги тебе господи, — уже совсем неслышно прошептал он.
Бойдова он знал давно. С тех пор, как тот впервые появился в отделении. Он не был похож на остальных. В сотрудники подавались после армии, или сразу после института. Бойдов пришёл, когда ему было около тридцати. Многие удивлялись — зачем? Ну, до майора дослужится. Пенсию получит как все мужчины — в шестьдесят, а не в сорок как они. Ходили слухи, что он работал заграницей, но Серёжа этому не верил.
— Кто же в наше время от такого сладкого пирога откажется, чтобы возиться с «бондитьём проклятущим»? — говорил он, так, по старинке, называл всех преступников. А когда, во время застолья, оперативники начинали ему рассказывать про заграницу, где раньше работал Бойдов, Серёжа только отмахивался:
И захмелев, подсаживался к Бойдову. Обнимал за плечи, и чувствовал, что из этого парня перетекает к нему неведомая уверенность в этой жизни. Та, что он пытался найти в своих родителях, а нашёл в этом парне, годившемся ему в сыновья.
Они, просто так, сидели в табачном дыму, под звон стаканов и опустошаемой водочной тары, слушали задиристую болтовню не молодых оперов.
Игорь не только ему казался особенным. Все подмечали в его характере некие странности. Не балагур, как большинство. Непонятная интеллигентность. Не холодная, надменная, а добрая. Никогда не ругался. Даже преступников называл на «вы». Вроде со всеми вместе, и в то же время сам по себе. Казалось он постоянно о чём-то думал. Молчал и думал. Наверно ему было тяжелей, чем остальным, — решил Серёжа, — ведь он по возрасту соответствовал начальнику отделения, а был ещё молодым опером. Может поэтому он и проникся к Игорю и при случае старался защитить от дурацких ментовских шуточек.
Глава 7. Серёжа
Серёжа, а точнее Сергей Павлович Умнов жил один. Приехал в Ленинград из далёкого Певека, раскинувшегося на Чаунской губе Северного Ледовитого океана, на самом северо-востоке страны. Куда его в детские годы увезли родители. Они были старателями и работали на золотоносном прииске с красивым названием «Первомайский». Быть может, им казалось, что чем ближе к золоту, тем человек становится богаче? Наверно в какой-то мере это действительно так. Но маленький Серёжа не думал об этом. Он мечтал поехать в гости к бабушке с дедушкой, которых совершенно не помнил. И все родительские воспоминания о тёплом крае, где он родился, о громадных фруктовых садах и висящих на деревьях яблоках, казались ему чем-то неправдоподобным. Только когда в рассказах возникали дедушка с бабушкой, он весь превращался вслух. И неважно было, где они жили, чем занимались. Просто само их существование привносило ему радость и надежду, окутывающие теплом его детское сознание.
Как в тоненькой, потрёпанной, но очень любимой книжке. Первая страница, которой, с названием, была оторвана, но картинки остались. На одной из них дед ловил рыбу, закидывая в воду сеть. Он был худой, в рубашке на выпуск и лаптях, перевязанных верёвками. Бабка же была разной: то толстой, и жила в огромном доме, то худой и страшной, грустно сидевшей на разбитом корыте. Серёже это было неважно. Главное, что он мог представить их себе, с надеждой когда-то увидеть и обнять. Он хранил книжку под подушкой. Всякий раз доставая, чувствовал её терпкий, прокисший запах, от которого щипало в носу, и ему казалось, что именно так пахнет махорка, которую его дед любит закладывать себе в нос.
От них изредка приходили письма и поздравительные открытки. В письмах они рассказывали, какой красивый у них сад. Как много фруктов и овощей они выращивают на своём участке, приглашали в гости.
Яблоки Серёжа видел раз в году летом в период навигации. Хранились они недолго. Съедались быстро. Остальные фрукты он знал по морщинистым заскорузлым коркам в виде сухофруктов, скупаемых всеми жителями посёлка мешками. Мама обливала их кипятком, и когда они немного набухали, показывала: где виноград, где персик, где слива. Во сне Серёжа тоже видел, как на деревьях растут эти странные, замученные жаждой, высохшие заморыши. И только яблоки висели яркие, огромные, разноцветные, как праздничные стеклянные шары с новогодней ёлки.
Родители не ездили в отпуск. Они копили деньги, чтобы купить запорожец. Когда накопленная сумма перевалила за его стоимость, решили докопить на москвич. Затем примерились к жигулям, далее к волге. А потом маленький домик на берегу…
Они всё время жаловались, что от нехватки витаминов шатаются зубы, и надо поехать на юг подлечиться. Но очередной зуб выпадал, и они продолжали добывать золото.
В интернате Певека Сергей закончил школу. Учиться дальше не хотел. Он видел, что увеличивающееся количество намытого родителями золотого песка, ничего не меняет в их жизни. И к золоту был равнодушен. У него тоже, периодически кровя, шатались зубы. И родители, шепелявя беззубым ртом, заставляли пить запаренную кору дуба, всё так же обещая отвезти его к бабушке с дедушкой.
Вскоре они выполнили своё обещание. Когда с Украины пришла телеграмма о смерти.
Все вместе на самолёте они полетели к морю.
У деда был сердечный приступ. Приехавшие врачи скорой помощи констатировали смерть. Услышав это, бабка потеряла сознание и упала, ударившись виском о кровать. Так и умерли в один день. Они оказались совсем не такими как Сергей их представлял. Оба лежали в гробах высокие и сухощавые. А яблоки на деревьях висели именно такие, как снились! Хозяйство было небольшое: десяток куриц, пара десятков гусей и уток, четыре поросёнка. Дом стоял прямо на берегу моря. Влажный, приятный пассат, частенько залетал в духоту дома, разгоняя её по щелям. Прошли похороны, и через неделю, продав всё, родители поспешно увезли Сергея на прииск, боясь, что артель найдёт им замену.
Вскоре Сергея призвали в армию. Как и полагалось в ведомственных инструкциях, служили дети подальше от родительского дома. Так он оказался в этом большом городе. Возил какого-то зашифрованного полковника, а чаще его жену. В основном по валютным магазинам, продовольственным складам, салонам красоты и дачам подруг. Сначала это казалось ему противным. Он совсем не так представлял себе службу отечеству. Но кормили его хорошо — в основном харчевался на хозяйской кухне и в роте спал редко. Скоро служба стала казаться ему малиной. Под конец приехали родители. Хотели обосноваться здесь. Приобрели на какие-то льготные талоны кооперативную квартиру. Но прожив год, не вытерпели и снова вернулись на север в артель.
Больше Сергей их не видел. Только изредка получал от них весточки и небольшие переводы. Лениво отвечал сам. Где-то прочитал, что «ваши дети отнесутся к вам так же, как вы к своим родителям» и редкие, совестливые угрызения сыновних чувств, стал оправдывать результатом родительского воспитания.
Лет через пять пришло сообщение о том, что родители пропали, а с ними и все сберкнижки, о которых так много в детстве слышал Сергей. Пришло поручение из Певека опросить Сергея. Что он мог сообщить? В то время он уже работал в милиции и, не понаслышке, знал, как пропадают люди в центральных городах, не то, что на севере.
