– У меня встреча в Роуз-д'Армс неподалеку, – произнесла Пайпер. – Это дом для престарелых недалеко отсюда.
– Хотите подобрать себе суррогатную бабушку?
– Нет, – со смехом ответила она. Надо заметить, смех у нее заразительный и веселый. Похож на перезвон колокольчиков. – Это по просьбе сестры.
– Что у вашей сестры может быть общего с домом для престарелых?
– Долгая история. Не хочу утомлять вас подробностями. Я подошла просто поздороваться. Не буду мешать вам заниматься тем, чем…
– Прошу вас, останьтесь. Будем убивать время вместе.
– Вы уверены, что я не помешаю?
Она выглядела смущенной, и ее не за что винить. Все восемь месяцев они почти не разговаривали, а тут третий раз за два дня.
– Я бы не предложил, будь это так. Какой смысл нам двоим сидеть за соседними столиками? Кроме того, вы меня заинтриговали.
В этом кафе, как и во всех прочих на площади, столики стояли рядом, а не напротив друг друга, чтобы посетители могли насладиться прекрасным видом. Пайпер села, и Фредерика обдало ароматом ванили и пряностей, от которого рот наполнился слюной.
– Вы сегодня что-то пекли?
– Нет, – пожала плечом девушка. – А в чем дело?
– Все в порядке. – Он не ожидал, что от человека может исходить такой восхитительный аромат. – Теперь рассказывайте свою длинную историю.
Пайпер глубоко вздохнула и начала:
– Хозяйка моей сестры, Анна, в семидесятых жила в Париже с художником и часто позировала ему. Ее внучатый племянник, Стюарт, хотел сделать ей сюрприз ко дню рождения и преподнести картину. Поэтому Пейшенс попросила меня встретиться с сестрой художника и выяснить, не сохранилась ли какая-нибудь работа.
– Полагаю, ваша сестра могла бы найти более простой способ. Если художник известный…
– Вот тут начинаются сложности.
Пайпер отвлеклась и сделала заказ официантке, принесшей его кофе.
– Сложности, вы сказали.
– Художник давно умер. Если верить Анне, он был сравним по таланту с Пикассо. Теодор Даченко купил…
– Простите. – Фредерик вынужден был ее перебить. – Вы сказали, Теодор Даченко?
– Именно, – кивнула Пайпер. – Моя сестра Пейшенс работает у Анны Даченко, его сестры.
Невероятно. Коллекция серебряных изделий Даченко было известна во всем мире. Фредерик лично знал людей, которые мечтали получить экземпляр из коллекции этого русского. Что же касается Теодора, он считался одним из самых безжалостных олигархов двадцатого века.
– Вы хотите сказать, что пытаетесь заполучить портрет Анны Даченко?
– Это не совсем портрет. Она позировала обнаженной. Найджел много писал, кроме того, работы были весьма… откровенные и…
– И Даченко их уничтожил, – закончил за нее Фредерик. – Поразительно. Фамилия Даченко… скажем так, если даже одна картина существует, это станет событием в современной культуре.
– Не думаю, что Стюарту есть дело до живописи, художественная ценность картины для него не важна – он просто хочет подарить тетушке кусочек воспоминаний. Как говорит Пейшенс, Анна по-настоящему любила этого художника.
Вернулась официантка и поставила перед Пайпер чашку кофе с молоком.
– История весьма трагическая, правда, – сказала она и сделала глоток.
Трагическая, но интересная. Фредерик был невероятно заинтригован, такого чувства он не испытывал со студенческих времен.
– Ничто так не будоражит кровь, как возможность открыть миру нового художника, – задумчиво произнес он. – Эйфория захватывает вас, как… – Сравнение со страстью прозвучало бы неуместно в обществе женщины. – Невероятно захватывает. Не многие чувства могут сравниться с этим по силе. Я вам завидую.
– Все это может быть впустую.
– Возможно. – Фредерик потянулся к чашке, размышляя, что, скорее всего, так и есть. – Будет предприятие успешным или нет, азарт все равно присутствует.
– Вы бы не согласились пойти со мной?
Он опустил чашку и внимательно посмотрел на Пайпер.
– Извините, не понял?
– Вы только что сказали, что завидуете мне, кроме того, я совсем не разбираюсь в искусстве. А вдруг картина с изображением Анны висит у этой дамы на стене? Откуда мне знать, стоит ли она тех денег, что готов заплатить Стюарт?
– Вы же говорили, что ценность картины не в стоимости.
– Верно.
Повисла пауза, и Пайпер заерзала в кресле. Вскоре она заговорила опять, и от него не ускользнуло то, как изменился ее голос, стал ниже и менее восторженным.
– Что ж, ладно. Я только предложила.
– Нет, вы не поняли, я буду рад составить вам кампанию. – Фредерик принял решение, не думая, что его подтолкнула перемена в ее голосе.
Улыбка вернулась на лицо Пайпер.
– Здорово! Допьем кофе, и можем идти.
Делая глоток эспрессо, Фредерик думал о том, что нет ничего страшного в том, чтобы нанести визит пожилой женщине в доме престарелых. Вреда от этого не будет.
Откуда же у него такое чувство, будто он ввязывается во что-то более серьезное?
В квартире Мари, разумеется, не было никаких картин. Их встретила высокая женщина с изможденным лицом в бархатном домашнем костюме.
– Профессор! Как интересно, – приветствовала она их с широкой улыбкой и протянула ему руку. – Прошу, проходите.
– Я предполагала, что ваше появление произведет фурор, – пробормотала стоящая позади Пайпер.
Фредерик улыбнулся в ответ, ощущая забытый трепет перед началом охоты.
Он согласился, несмотря на то, что так до конца и не понял, почему Пайпер предложила пойти вместе. Кто знает, когда выдастся случай ступить на знакомую дорожку. Кроме того, как он мог отказать такой красавице. Пайпер прошла в глубь комнаты, и он смог разглядеть ее фигуру. Ей бы позавидовала и обладательница безупречных форм. Мягкие изгибы, стройный силуэт – руки так и тянулись прикоснуться к ней. Решено. Надо избавиться от этой жуткой формы для горничной.
– Какой период вы изучаете, профессор? – спросила Мари. Она уже, прихрамывая, шла по комнате к книжному шкафу.
– Средневековье.
– Найджел сказал бы, что вы застряли в прошлом. Он гордился тем, что противопоставлял себя истеблишменту. Мы все тогда этим гордились. Прошу, присаживайтесь.
Она жестом указала на диван, размеры которого с трудом позволяли так его называть. Чувствуя себя гигантом, Фредерик пристроился на край, удивляясь, как женщина с ростом Мари умудряется чувствовать себя на нем комфортно. Пайпер опустилась рядом, и он вновь с удовольствием вдохнул аромат ванили и пряностей. Такое ощущение, что он зашел в самую прекрасную кондитерскую на свете.
