Повернувшись спиной к «мертвому поясу», Кельдерек и Тафро зашагали к городу по узкой тропе между конопляными полями. Там и сям женщины несли воду с реки или унавоживали уже сжатые поля. Однако работниц в этот час было мало: близилось время ужина. Над деревьями впереди поднимались в вечернее небо струйки дыма, и вместе с ними, из какой-то окраинной хижины, взмывал вверх чистый девичий голос, поющий песню:
Сегодня ночью он придет ко мне.
Я красные цветы воткнула в косы
И запалила лампу на окне,
Горит она, горит.
Сенандрил на кора, сенандрил на ро.
В голосе слышалась неприкрытая нежность и удовлетворение. Кельдерек взглянул на Тафро, мотнул головой в сторону, откуда доносилась песня, и широко улыбнулся.
— Ты что, совсем не боишься? — сердито спросил Тафро.
Лицо Кельдерека вновь приняло серьезное, озабоченное выражение.
— Предстать перед верховным бароном и сказать, что ты наотрез отказался сообщить шендрону то, что знаешь? Да ты совсем спятил, верно! Зачем дурость-то творить?
— Просто тут дело не такое, чтоб скрывать или обманывать. Ведь бог… — Он осекся.
Тафро не ответил, лишь протянул руку, требуя отдать оружие — нож и лук. Кельдерек молча подчинился.
Они подошли к первым хижинам, из которых плыли запахи стряпни, дыма и помоев. Мужчины уже возвращались с дневной работы, и женщины стояли в дверях, клича детей или болтая с соседками. Хотя иные из них с любопытством взглядывали на Кельдерека, неохотно плетущегося за посыльным шендрона, никто с ним не заговорил, никто не окликнул и не спросил, куда они направляются. Внезапно к Кельдереку подбежал мальчонка лет семи-восьми и схватил за руку. Охотник остановился.
— Ты сегодня придешь играть, Кельдерек? — спросил ребенок.
Кельдерек заколебался:
— Ну… не знаю. Нет, Сарин, сегодня вряд ли приду.
— Почему? — разочарованно протянул мальчонка. — Ты поранил плечо — поэтому, да?
— Мне нужно пойти и рассказать кое-что верховному барону, — просто ответил Кельдерек.
Подошедший к ним мальчик постарше расхохотался:
— А я должен до рассвета встретиться с правителем Беклы — вопрос жизни и смерти. Не дурачься, Кельдерек. Разве ты не хочешь поиграть сегодня?
— Пойдем уже, а? — раздраженно буркнул Тафро, переступая с ноги на ногу в пыли.
— Нет, я правду говорю, — заверил Кельдерек, не обращая на него внимания. — Я иду к верховному барону. Но скоро вернусь: либо сегодня вечером, либо… ну, завтра, наверное.
Он повернулся и зашагал по дороге, но мальчики трусцой побежали рядом.
— А мы сегодня играли, — доложил младший. — В «кот-поймай-рыбку». Я два раза поймал.
— Молодец! — улыбнулся охотник.
— А ну, брысь отсюда! Пошли вон! — рявкнул Тафро, притворно замахиваясь. И добавил, обращаясь к Кельдереку, когда ребятишки прыснули прочь: — Ах ты, дурень великовозрастный! В твои-то годы — и играть с детьми малыми.
— Благой вам ночи! — крикнул Кельдерек вслед мальчикам. — Благой ночи, о какой вы молитесь…
Они помахали ему и скрылись среди дымных хижин. Какой-то встречный заговорил с Кельдереком, но тот не ответил — прошел мимо, рассеянно глядя себе под ноги.
Миновав длинные ряды канатных мастерских, двое мужчин подошли наконец к скоплению хижин побольше, выстроенных неровным полукругом неподалеку от восточного мыса и разрушенной насыпной дороги. Между ними росли деревья, и плеск реки смешивался со вздохами вечернего ветра и шелестом листвы, принося ощущение бодрящей свежести после знойного сухого дня. Здесь трудились не только женщины. Несколько мужчин — судя по внешнему виду и роду работы, одновременно слуги и мастера — выстругивали стрелы, затачивали колья, чинили луки, копья и топоры. Могучий кузнец, закончивший на сегодня, выбирался из кузницы, устроенной в открытой неглубокой яме, а два его помощника тушили огонь в горниле и складывали на место инструменты.
Кельдерек остановился и повернулся к Тафро:
— Криво выструганная стрела может попасть в невинного человека. Тебе незачем болтать про меня с мастерами.
— Да какая тебе разница?
— Не хочу, чтоб они знали, что у меня есть секрет.
Тафро коротко кивнул и подошел к мужчине, мывшему точильное колесо, с которого при вращении разлетались по спирали водяные струйки.
— Посыльный шендрона. Где Бель-ка-Тразет?
— Он-то? Ужинает. — Мужчина ткнул большим пальцем в сторону самой большой хижины.
— Мне нужно поговорить с ним.
— Если дело может подождать, тебе лучше подождать. Ты попроси Нумиса, когда он выйдет, рыжий такой парень. Он тебя позовет, когда Бель-ка-Тразет освободится.
Неандертальцы, бородатые ассирийцы, мудрые греки, горластые викинги, татары, ацтеки, самураи, рыцари, антропофаги и даже люди с головой, растущей ниже плеч, — объединяет их по меньшей мере одно: всем приводилось смиренно ждать, когда их изволит принять какая-нибудь важная шишка. Нумис, жующий кусок сала, оборвал Тафро на полуслове и указал пальцем на лавку у стены. Там они с Кельдереком и уселись. Солнце опускалось все ниже, ниже — и вот уже коснулось горизонта. Назойливо жужжали мухи. Почти все мастера разошлись. Тафро клевал носом. Стало совсем тихо: только журчание реки да приглушенное бормотание голосов в большой хижине. Наконец вышел Нумис и потряс Тафро за плечо. Двое мужчин встали и проследовали за слугой через дверь, на которой была нарисована эмблема Бель-ка-Тразета: золотая змея.
Хижина делилась на две неравные части. В глубине находилась спальня Бель-ка-Тразета и прочие жилые помещения. А большая часть хижины — так называемый синдрад — служила одновременно совещательным залом и трапезной для баронов. Все бароны собирались здесь редко — только когда созывался полный совет. Они постоянно предпринимали охотничьи и торговые экспедиции на Большую землю, поскольку на острове не было железа и вообще никаких металлов, кроме тех, что привозили из Гельтских гор, выменивая на шкуры, перья, полудрагоценные камни и всякие ремесленные изделия вроде стрел или канатов… да собственно, на любые предметы, имеющие меновую ценность. Помимо баронов и их личных слуг, никто из охотников и торговцев не мог покинуть деревню без разрешения. По возвращении из путешествий бароны, как и простой люд, были обязаны докладывать все свои новости. Находясь на острове, ужинали они обычно в синдраде с Бель-ка-Тразетом.
Пять или шесть лиц повернулись к вошедшим. Ужин уже закончился, на полу вокруг стола валялись кости, огрызки и корки. Один мальчишка-прислужник собирал отбросы в корзину, другой брызгал водой на песчаный пол. Четыре барона все еще сидели со своими винными рогами на лавках, опираясь локтями на стол. Но двое стояли около двери, поближе к меркнущему дневному свету, и приглушенно переговаривались, склонив голову над счетной доской с каменными шариками и покрытым письменами куском коры. Похоже, то была какая-то опись: когда Кельдерек проходил мимо, один из них сказал: «Нет, двадцать пять канатов, не больше», а другой передвинул указательным пальцем шарик на счетах и уточнил: «Значит, двадцать пять точно есть?»
