Этот гадкий утенок совершенно явно ощущал себя лебедем.
IX
Отношения художника-лебедя с не признающими его «утками» – сюжет одновременно и очень старый, и вечно возобновляющийся. Жил-был в Германии некий гимназист, который из гимназии вылетел, соответственно, потеряв право на поступление в университет. Как говорил он сам:
«Не то чтобы я провалился на выпускных испытаниях – утверждать это было бы прямым бахвальством. Я вообще недотянул до последнего класса». И продолжает дальше в том же духе, описывая, как он не усидел и в страховой конторе, где вместо работы «исподтишка сочинял в стихах и в прозе любовную повестушку, которую и пристроил в журнал сугубо бунтарского направления».
А потом не унялся, а слушал пеструю мешанину лекций по истории, экономике и искусствоведению, а потом бросил все и отправился в Рим, где пробездельничал целый год, а потом, падая все ниже и ниже, стал соредактором богемного журнальчика…
Все это высказано самим бывшим гимназистом как бы в письме к своим разочаровавшимся в нем учителям, а дальше следует обращенный к ним вопрос:
«А нынче? А сегодня? С остекленевшим взором, в шерстяном шарфе вокруг шеи, я сижу в обществе столь же никчемных малых в анархистском кабачке? Или валяюсь в канаве, и как и следовало бы ожидать?»
Понятно, что вопрос чисто риторический – ибо на практике дело обстоит совершенно не так. Наш герой за завтраком уписывает хрустящее печенье, носит лакированную обувь, живет в большой квартире в избранной части города, и в подчинении у него «три дебелые служанки и одна шотландская овчарка».
Наконец, самое главное – бывший неудачливый гимназист, оказывается, женат, у него двое прекрасных детей, его тесть – профессор Королевского университета, и вообще, сообщает он своим бывшим учителям:
«У меня удивительно красивая молодая жена, принцесса, а не так себе женщина».
Право же, это веселое очевидное дурачество – определение собственной жены как принцессы, а «не так себе женщины», – пишет очень счастливый человек, чья «лебединая сущность» уже понятна всему свету, a не ему одному.
Написано это Томасом Манном в 1907 году [4].
Адольфу Гитлеру тогда было всего 18 лет – а Томасу Манну уже 32. И позади у него уже есть написанный им роман «Будденброки», и признание, и успех. То есть разница с нищим и непризнанным живописцем вроде бы очевидна? Но тем не менее видно и много общего: оба были недоучками, оба рано потеряли отцов, оба отвергли респектабельные занятия и обратились к искусству, оба обожали Вагнера, и так далее. Конечно, в слой богемы они попали с разных концов социального спектра – отец Манна был не скромным чиновником таможни, а богатым коммерсантом, столпом общества в своем родном городе Любеке.
Да, так и есть.
Сходство присутствует, и оно глубже, чем просто отношение к искусству как смыслу жизни. Томас Манн не любит евреев – примерно так же, как их не любил Рихард Вагнер, с эстетической точки зрения, они оскорбляли его взор [5].
Истинно германская эстетика – вообще штука очень тонкая.
На эту тему много писали в Вене журналы, которые любил читать Адольф Гитлер.
Примечания
1. Много лет спустя иронически настроенный бывший австрийский офицер Роберт Музиль в своем романе «Человек без свойств» окрестит эту конструкцию «K. u. k.» «Каканией».
2. Психометрия (психометрика) – дисциплина, изучающая теорию и методику психологических измерений, включая измерение знаний, способностей, взглядов и качеств личности.
3. В 1906 году Маннергейм по заданию Генштаба отправился через Центральную Азию в Китай. Поездка была замаскирована под этнографическую экспедицию. Великое княжество Финляндское из всех владений Империи пользовалось наибольшей автономией – вплоть до наличия собственных денег, почты и паспортов, и Маннергейм ехал с финским документом, без упоминания о службе в российской кавалерии. С двумя казаками барон проделал верхом путь в 3000 километров и собрал множество интересных Генштабу сведений – например, закартографировал район Кашгар – Турфан, провел оценку состояния войск, дорог и горного дела Китая и даже составил описание города Ланчжоу как возможной российской военной базы.
4. «В Зеркале». Это эссе помещено в 9-м томе собрания сочинений Томаса Манна на русском языке, изданном в 1959 г.
5. Об «эстетическом антисемитизме» Томаса Манна см. статьи Евгения Берковича «Томас Манн: меж двух полюсов», журнал «Студия», № 12, 2008; «Томас Манн в свете нашего опыта», журнал «Иностранная литература», № 9, 2011.
Фронтовик
I
18 января 1914 года Адольфу Гитлеру, проживающему по адресу Мюнхен, Schleissheimer Straβe 34, вручили повестку с требованием – в течение 48 часов явиться в полицейское управление в г. Линце, Австрия.
Дело было серьезным – он обвинялся в уклонении от призыва. Собственно, именно так и было, он действительно уклонялся от призыва – просто Гитлера не сразу нашли. Поскольку все сроки уж давно вышли, а он так и не явился на медкомиссию, полиция Линца начала наводить справки.
Довольно быстро выяснилось, что разыскиваемый ими молодой человек поселился в Вене, располагал «койко-местом» в тамошнем образцовом заведении для «бедных мужчин, не имеющих семьи», а потом куда-то уехал.
Государственный механизм, в котором служили люди, уверенные в хорошей пенсии, такой, например, какую получил Алоис Гитлер, был надежен. Хотя ехидный Р. Музиль и честил родную Австро-Венгрию «Каканией», ее бюрократия все-таки работала неплохо, и Адольф Гитлер, беспутный потомок честного государственного служащего, был найден в Мюнхене.
Повестка его очень напугала.
Уклонение от призыва – серьезное дело. Крупный штраф был, можно сказать, обеспечен, а в перспективе грозила и тюрьма, потому что для призывника пересечение границы без получения разрешения военного ведомства было делом подсудным.
Каким же образом Адольф Гитлер оказался в Мюнхене? Ну, тут-то все ясно – он достиг совершеннолетия, следовательно, должен был идти в армию – отсрочка предоставлялась только студентам. А служить категорически не хотелось – Гитлер рассматривал армию Австро-Венгрии как «нечистый Вавилон», где перемешаны все языки и народы.
К тому же подоспела и его доля наследства – по австрийским законам, не достигшие совершеннолетия сироты могли пользоваться только процентами с унаследованного капитала. Ну, капитал-то был очень невелик, всего две тысячи крон, половина которых шла младшей сестре Адольфа Пауле.
Тем не менее в стесненных обстоятельствах и тысяча крон – подарок судьбы.
Во всяком случае, в Мюнхене Адольф Гитлер смог снять себе комнату, которую ему сдало семейство портного Йозефа Поппа, и зажил себе жизнью вольного художника. Он делал всевозможные картины – как правило, копии открыток, на которых были изображены разные мюнхенские достопримечательности, продавал их и тем зарабатывал примерно сотню марок в месяц.
