Уличный фонарь скудно освещал внутренность контейнера. Глаза мои забегали по содержимому. Там все, насколько я понял, было из полуподвала. Старые ржавые инструменты из полуподвальной мастерской. Части старого пылесоса. Похожий на челнок цилиндр от сушилки. Старое тряпье. Поломанные чемоданы.
"Она здесь? — спрашивал я себя. — Она еще здесь?"
Я поднял сломанный чемодан и отбросил в сторону. Мне попалась кипа старых журналов, и я тоже отложил ее в сторону.
"Обыщу все до последней вещи, но камеру найду", — решил я.
Под руки попался кусок садового шланга, потом узел старой одежды.
Я опустился на четвереньки и копался в этом хламе. В нос бил затхлый запах старья. Надо найти ее. Я должен найти ее.
Я лихорадочно ковырялся в мусоре, как вдруг увидел пару глаз. В скудном свете фонаря они казались желтыми. И пристально смотрели на меня из хлама. Смотрели на меня.
"Я здесь не один", — дошло до меня. Рот у меня невольно раскрылся, и я издал пронзительный вопль.
8
Глаза смотрели на меня в упор не мигая. Желтые. Холодные.
Я тупо уставился на них, ожидая, когда они задвигаются. Ожидая нападения.
— Что там? Ты нашел камеру? — послышался окрик Джона с тротуара.
— Нет. Это., это… я… так…
Я сунул руку туда, откуда смотрели на меня стеклянные желтые глаза. И почувствовал на ощупь мягкий мех. Сердце у меня бешено колотилось. Я яростно разгребал все что ни попадалось. Рука вытянула глазеющее на меня существо. Под мягкой шкуркой оно было твердым и одеревенелым. Шкурка была черно-коричневая. Дохлый енот. Тошнотворный запах ударил в нос.
— Оооо, черт! — невольно вырвалось у меня, и я швырнул труп за борт контейнера.
— Эй, Грег! — отозвался Джон.
— Я нашел дохлого енота, — крикнул я, зажимая нос. — От него такая вонища…
И тут я увидел камеру. Она лежала как раз под трупом енота. Фонарный свет скудно освещал ее. Линза ярко сверкнула, точно блеснул один глаз.
Я схватил ее. Вытащил из всякого старья. Потом вскочил на ноги. Наклонившись вниз, я крикнул Джону:
— Нашел! Вот она. Глазам своим не верю! Джон, прищурившись, посмотрел вверх.
— Классно! — проговорил он без всякого энтузиазма.
Я повесил камеру на шею, перевалил за борт контейнера и спрыгнул на землю. Рубашка и джинсы были в грязи и пыли. Только мне было наплевать. Подумаешь! У меня в руках камера.
— А что в ней такого? — спросил Джон. Он покосился на нее. Потрогал. — Она работает?
Мне не хотелось рассказывать ему историю камеры. Все равно ведь не поверит. Так что пугать попусту. Главное, мне хотелось как можно скорее добраться до дома.
Да, — сказал я, стряхивая с себя грязь, — она здорово снимает.
Но почему она тебе так уж понадобилась? — Джон продолжал разглядывать камеру, пока я счищал с нее грязь.
Да видишь ли, я обещал ее кое-кому показать. В школе. Ну, для одного дела.
Джон взъерошил свой ежик.
Может, стоит показать камеру моему папе? Вдруг он не захочет, чтобы ты ее брал?
Да вы же на помойку ее выбросили! — Я схватил камеру обеими руками, боясь, что он сейчас вырвет ее у меня.
Но мы же не знали, что она действует, — возразил Джон. — Она ценная? Должно быть, ценная. Как антиквариат или что-нибудь в этом роде.
Да брось ты. Никакая она не ценная. Ну пожалуйста, Джон. Я…
Давай-ка все же покажем папе, — настаивал Джон и потянулся к камере.
Я отшатнулся и сжал камеру в руках еще крепче. Раздался щелчок. Яркая белая вспышка ослепила нас.
— О, нет! — завопил я, сообразив, что нажал на спуск. И снял Джона.
9
Эй, ты зачем это сделал? — удивился Джон.
Я… я… нечаянно, — запинаясь, пробормотал я и вытянул карточку из щели камеры. — Я не хотел. Правда.
Мы с Джоном оба замигали, чтобы избавиться от ярких пятен, мельтешащих в глазах.
Это что, самопроявляющая камера? спросил Джон. — На вид она слишком старая, чтобы быть самопроявляющей.
Да, я знаю. — Я подержал в воздухе карточку, чтоб она проявилась, а про себя молил бога, чтоб там не было чего-нибудь ужасного. Ну пожалуйста, пожалуйста, пусть с Джоном на снимке будет все в порядке.
Свободной рукой я достал из кармана фонарик и стал светить на пленку. Изображение медленно проступало.
Я смотрел на крошечный снимок. Вот стало проступать лицо Джона. Глаза закрыты. Рот приоткрыт, и на лице странное выражение. Но не успел я толком рассмотреть, что выходит, как Джон вырвал у меня снимок. Он поднес его к глазам и стал рассматривать.
— Эй, что это за камера?
Я подошел сзади, чтобы разглядеть, что получилось.
— О нет! — застонал я.
Снимок вышел яркий и четкий. На нем Джон орал от боли. Глаза у него были закрыты. А рот растянулся в неистовом мучительном крике. Он задрал ногу и обеими руками схватился за свою кроссовку. Он схватился за кроссовку, потому что из нее торчал огромный гвоздь. Огромный плотницкий гвоздь. Палубный. Размером с карандаш. Прямо торчал из ступни!
Джон засмеялся и повернулся ко мне.
— Вот так-так. Что это за камера такая? Это что, камера шуток?
Я сглотнул. Я-то знал, что это не шутка. Все ужасное, проявляющееся на снимках, все совершалось на самом деле.
"Как мне уберечь Джона от этого гвоздя, на который он, вероятно, наступит? Что я могу сделать? Попробую предостеречь его, — решил я. — Придется рассказать ему всю правду об этом аппарате".
Вот это да! — воскликнул Джон, рассматривая фото. — Клево! Это же я! Но как же она работает?
Ничего тут клевого нет, — начал я, запинаясь. — Это все жуть, Джон. Эта камера — воплощение зла. На ней проклятье. Фото всегда показывает правду.
Он засмеялся.
— Так-таки правду?
Я знал, что он не поверит мне. — Ладно, — говорю, — только будь осторожен. Снимок не врет. Это не шутка.
Он снова засмеялся.
Пронесся ветер, и высокая трава зашуршала. Черные тучи затянули луну. Стало совсем темно.
Мне нужна камера, Джон. Всего на один день.
Это такая клевая камера, — неуверенно сказал Джон. — Даже не знаю. Может, мне лучше взять ее домой.
Я верну ее завтра днем, — пообещал я. — Мне только надо взять ее в школу.
Джон скривил губы, напряженно думая.
Лучше я спрошу папу. — Он показал на бревенчатую стену под деревьями. — Он там с архитектором. Они обсуждают план нового дома.
