Я кивнула. Далия тоже меня заметила, процедила сквозь зубы:
— Как хотите. — Потом обратилась к повару: — Жиэн, как видишь, у нас дополнительно две персоны.
Мне в первый момент почудилось, что она обратилась к повару «Джи-ин». Потом я поняла, что «Жиэн». И что это сокращенное от Жана-Натаниэля.
Но почему это «дополнительно»? Как будто она и не рассчитывала, что мы приедем.
— Где пятьдесят, там и пятьдесят два, — ответил повар, без паузы переходя к нарезанию сладкого перца.
Да он просто машина! И никакого кухонного комбайна не надо!
Далия тихо шепнула повару:
— И безо всяких фокусов.
— Разумеется, — мрачно ответил месье Дюбри.
О каких фокусах речь?
Далия вышла из кухни. Из гостиной донесся голос Дмитрия Васильевича:
— Что, опять навещала своего драгоценного повара?
— Я слежу за подготовкой к обеду на пятьдесят персон! — отвечала та. — Ты что, ревнуешь?
— Еще чего не хватало, — равнодушным голосом отвечал ее муж.
Далия что-то еще пробубнила в ответ — я уже не расслышала.
Но — пятьдесят? Будет пятьдесят гостей? В моем представлении семейный обед — это нечто гораздо, гораздо более скромное!
Потом я поняла, что торт таких размеров повар не готовил бы для скромного семейного обеда. И не украшал бы его так шикарно.
Да я рядом с этим тортом просто Золушка! Не та, которой уже дали платье и карету, а та, которая чистит казанок, в грязном переднике!
И я даже боюсь подумать, как будут одеты другие гости! Уж наверняка такие торты не пекутся ради непричесанных хиппи в джинсах. Не то чтобы я не была причесана, но — никакой укладки, ни лака, ни мусса. Просто длинные, распущенные по плечам волосы.
Может, мне лучше спрятаться где-нибудь в доме и отсидеться там весь обед? А потом выйти под вечер и сказать, что я заблудилась и не смогла найти столовую.
— О чем задумалась? — тихо спросил меня Миша.
Он стоял рядом и протягивал мне тарелку с бутербродом.
— Да так, — сказала я и понизила голос: — Слушай, я ведь совсем не одета для обеда:
— Ну и не раздета же, — засмеялся он.
— Я имею в виду, все, наверное, будут при параде, а я…
— Необязательно, — сказал Миша и улыбнулся: — Да хоть на меня посмотри.
Это да. Миша поехал в джинсах и футболке. Но он-то родной сын. Ему позволительно.
— Что пить будешь? — спросил Миша. — Чай, кофе, воду?
— Чай, если есть, — сказала я, устраиваясь у торца стола на высоком барном табурете.
— Какой? — Повар перестал мешать руками что-то в большой фарфоровой чаше, подошел к раковине и сполоснул ладони. — Я сам приготовлю.
— Зеленый, — сказала я.
Повар с быстротой молнии подал нам чашки и блюдца, потом взял с деревянной подставки фарфоровый чайник и спросил:
— С каким-нибудь ароматом, может быть?
Из носика чайника пошел пар.
— А у вас с каким там? — спросила я.
Повар сморщил лоб:
— Желаете, чтобы я сам нафантазировал?
— Фантазируйте, — разрешила я.
Он улыбнулся, провел рукой над чайником и налил чай в мою чашку.
— А вам, Миша? — спросил повар.
— А мне простой, — сказал Миша.
Повар снова провел рукой над чайником, налил чай во вторую чашку, глянул на наши тарелки, сказал:
— А бутерброды были бы вкуснее с бри. — Унес чайник и вернулся к работе.
Я шепотом спросила Мишу, когда повар отошел на приличное расстояние:
— Почему он всюду хочет добавить бри?
— Это его любимый сорт сыра, — ответил Миша, — он поэтому и псевдоним себе такой взял.
А! Значит, Дюбри — это псевдоним?
— Так он не настоящий француз? — спросила я.
— Почему? Настоящий, — удивился Миша и понизил голос: — Ну, по крайней мере, так мама говорит. А уж она-то все о нем разузнала, прежде чем взять на работу, поверь мне.
— А разговаривает почти без акцента, — сказала я. Единственное, что выдавало в поваре иностранца — легкое ударение на последнем слоге. Поэтому во многих словах он делал как бы два ударения — русское и иностранное.
— Ну, наверное, давно живет в России, — сказал Миша.
Я осторожно отхлебнула чай. Ух ты, какая вкуснотища. Мягкий вкус зеленого чая расцвечивали ароматы апельсина, шоколада, меда и даже чуточку мяты! Мои любимые ароматы. Совпадение, может быть?
Что за пассы руками повар производил над чайником?
Миша был занят поеданием бутерброда. Я взяла его чашку и попробовала чай. Никаких дополнительных вкусов. Чистый зеленый!
И ведь француз при мне налил чай из одного чайника! Как же у них тут чудесно! Но получается, что мужчины тоже могут колдовать? А Миша говорил…
— Миша, а ты говорил, — шепчу я тихо, — что колдуют у вас только женщины.
— Тебе не много две чашки? — засмеялся Миша. Я отодвинула его чашку обратно к нему. — Ну, иногда, очень редко, мужчины тоже рождаются одаренными. Все же ведьминская кровь. Мы их называем шаманами.
— Значит, ваш повар — шаман? — прошептала я.
— Нет, конечно! Шаманы не будут заниматься… — Он договорил совсем тихо: — … таким скучным делом, как готовка!
Ну надо же.
— А как же два чая из одного чайника? — не сдавалась я.
— Я думаю, у него просто посуда с фокусами, и все дела.
Может быть, может быть. Повар-фокусник. И Далия, похоже, фокусы не одобряет — видимо, как все, что доставляет радость людям. Типа цветов. Или улыбок.
Мы доели бутерброды. Повар-фокусник стоял у плиты и что-то жарил в огромной сковороде. Миша сказал ему:
— Спасибо за чай, месье Дюбри!
Повар только кивнул.
А Миша сказал:
— Пойдем прогуляемся, я тебя кое с кем познакомлю.
— У меня кофта на диване в гостиной осталась…
— Сейчас принесу. — Миша вышел из кухни, я тоже вышла, подошла к арке и следила за ним.
Мне было несложно сходить за кофтой самой, но вдруг там все еще смычок бесится?
Но инструменты не подскакивали и вроде бы даже не шевелились. Миша взял кофту и вернулся.
Мы обошли угол кухни и оказались в небольшом стеклянном холле. На лужайке позади дома, среди аккуратных круглых деревьев, я увидела белый с золотом прямоугольный шатер.
Через стеклянную дверь мы вышли на улицу.