Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
Он-то уехал, а мне после ужина пришлось взбираться на чердак. Вот тогда с еще большей силой я пожалел о безрассудности собственных родителей: Машка где-то достала фильмы с элементами эротического садо-мазо. И это лето у нас прошло под аккомпанемент нового, кардинально измененного репертуара ролевых спектаклей. Названий было много, прямо дикое разнообразие, уж поверьте изощренным девичьим фантазиям. Они и без меня придумывали такое, что только титулы могли бы составить весьма интересную книжицу для сексуальных извращенцев и любителей групповухи.
И больше всего доставалось мне. На меня надевали ошейник, навешивали цепи, и я поражаюсь, как кандальный звон и лихие выкрики ни одного раза не привлекли к нашим игрищам внимания деда с бабкой. Ну, Назар-то был глуховат с самого детства, да и излишним любопытством никогда не страдал. А вот почему бабушка не полюбопытствовала: чем внучек с внучками занимаются? Чего это они целыми днями или на сеновале, или на чердаке сидят? Мало того, мы и ночами стали проводить большую часть времени или за просмотром фильмов, или разыгрывая очередные сценки. И ничего! Никакого к нам внимания!
Это я позже понял, что любимая бабулечка серьезно болела. Сердечко пошаливало, а к врачам так и не обращалась. Все какими-то народными средствами пользовалась, какие-то травы да настои пила. Особенно на ночь, для крепкого сна, как утверждала. Получалось, она не лечилась, а просто спасалась от бессонницы, загоняя себя и усугубляя нездоровое состояние.
И осенью, в начале октября, бабушка Марфа умерла. На похороны из нас никого не взяли. Лишь на осенних каникулах мы в первый день приезда подались на ее могилку и пару часов просидели вчетвером на лавочке. Переговариваясь о своем, раскрывая самые сокровенные тайны и как бы советуясь с самым любимым и искренним в своей любви к нам человеком. Могло показаться странным, но Машка почему-то задумала оправдаться перед умершей и словно на уроке поведала, глядя на венок, о самых основных наших шалостях. А потом добавила:
– Если до заката нам никакого знака не будет, значит, мы все делаем правильно и бабушка на нас не сердится!
Я не удержался от возражений:
– Солнце и так уже наполовину село. Да и какие могут быть знаки с того света?
– Мы догадаемся, когда увидим что-то странное и непонятное. Я читала.
– Где?
– Где надо, там и читала! А ты не знаешь, так сиди и помалкивай! – окрысилась на меня наша королева.
Ничего не оставалось делать, как вздохнуть и смириться. И с какой-то потаенной надеждой ждать любой странности в округе.
Увы! Ничего не произошло. А может, мы просто не туда смотрели и не к тому прислушивались. Но любящая бабушка Марфа так и не отозвалась. И никто из живущих посторонних не догадался подслушать наши откровения со стороны. Потому что наверняка бы изумился и принял бы меры. Хотя бы рассказал родителям. Потому что сами мы ни полусловом о наших игрищах никому рассказывать не осмеливались. Давали страшные клятвы и нарушать их не собирались.
Солнце закатилось, Машка вскочила и потянула нас в дом:
– Быстрее! Родители сейчас уезжают, и надо показать, что мы послушные и хорошие. Слушаемся деда Назара и будем ему помогать по хозяйству.
Опять-таки и показывать особо не пришлось. Наши родители даже на миллиграмм не засомневались в том, что их чадам в Лаповке будет плохо. Смерть бабушки Марфы на устоявшиеся стереотипы не повлияла. Опека добрейшего, пусть и глуховатого Назара их устраивала полностью. Тем более что и общее мнение про нас у отцов и матерей превалировало одно:
– Так ведь и они уже не малыши! Двенадцатый год, поди, идет каждому.
Но больше всего их успокоила наша великая артистка. Машка кивнула головой, сложила ручки на груди и с чувством урожденной «матери Терезы» пообещала:
– Не волнуйтесь, я присмотрю за младшенькими.
В тот момент я был готов убить эту притвору, исцарапать ей лицо и наставить синяков по всему телу. И она, кажется, это прочувствовала. Потому что, когда наши родители уже усаживались в машины и прощались с дедом Назаром, подошла сзади, ущипнула за бок и зло прошептала:
– Раб! Ты не имеешь права так смотреть на свою королеву! Сегодня я буду учить тебя смирению!
– Как хочу, так и буду делать, сучка! – не сдержался я, добавив подслушанное у старших ребят ругательство.
Ну и получил по полной программе, как только мы остались вчетвером в моей комнате. Теперь нам и на чердаке можно было не прятаться и даже шуметь сколько влезет. Назар спал крепко, слышал плохо, и в наши комнаты вообще никогда не заглядывал. И если бабушку Марфу или родителей Машка и лисички сильно побаивались, то к добрейшему двоюродному деду относились в плане потенциальной угрозы как к пустому месту. Вот так для меня начался очередной круг издевательств и сексуального унижения.
Не могу сказать, что все уж так не нравилось в наших игрищах. Нравилось. Мне этого хотелось. Это было жутко интересно и познавательно. Но если уж быть до конца откровенным, хотелось какой-то гармонии, красоты, ласки и нежности. Я стремился к какой-то одухотворенности, сказочности, тянуло к спокойному и доброжелательному познанию, к равноправным отношениям в нашей маленькой компании. А получалось совершенно вопреки природе: я, пацан, ратовал за романтические и добрые спектакли, а девчонки насаждали садизм и издевательства. Хотя в отношении Верочки и Катеньки это утверждать не берусь. Скорее всего, и на них сказалось дурное, крайне негативное влияние нашей раздухарившейся королевы. Похоже, для близняшек наша лидер стала настолько авторитарной, харизматичной и образцовой, что они слегка тронулись в этом отношении психически. Доходило до того, что Машка себе позволяла их шлепать, бить, пинать и заставлять вытворять что угодно, а они на нее продолжали смотреть с восторгом, преданностью и любовью. Одного шага не хватало до падения на колени и возношения молитв. Благо что мы об этом не знали и воспитывались в полном атеизме. И даже порой, сильно побитые и плачущие, они моментально превращались в цепных псов и накидывались на меня, достаточно было только пальчику королевы указать в мою сторону.
С одной Марией я бы, конечно, справился, но против трех у меня не было ни малейших шансов. И они с каждым днем все с большей наглостью пользовались собственной безнаказанностью. И если бы только это омрачало мою жизнь.
Осень, зима и весна прошли для меня в недовольстве собственным телом: я подрос всего на один-единственный сантиметр, зато набрал в весе девять килограммов. Продолжая оставаться подвижным и вертким, я в то же время стал превращаться в несколько скособоченного, неприятно выглядящего мальчугана. Ко всему прочему и в лице моем стали проявляться странные черты не то чтобы уродливости, но весьма неприятного, отталкивающего свойства. Я стал замечать, что при виде меня все больше и больше людей напрягались, откровенно кривились и старались как можно скорее избавиться от моего общества. Меня это в душе ранило невероятно.
Понятно, что все мои старые знакомые, а тем более родные и близкие по инерции видели во мне все прежнее и легко узнаваемое, но вот восприятие со стороны посторонних людей менялось однозначно в худшую сторону. Скорее всего, именно по этой причине у меня не появилось ни одного нового друга или товарища. Со мной вообще к лету перестали общаться все одноклассники и ребята из других классов. Мало того, начались странные попытки меня обидеть, поколотить или как-то унизить. Вроде бы и незаметно, но отношение ко мне стало превалировать как к ущербному, покалеченному или недоразвитому. А уж в детской среде сверстники, как правило, становятся очень жестокими и циничными, как только речь заходит о неполноценных или неприятных на вид детях.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
