Последний крутой вираж карьера его совершила около трех лет назад, когда производство советского «Тархуна», «Дюшеса», «Буратино» было полностью вытеснено «Колами» и «Спрайтами», а сам цех забрали под разлив водки. Самый честный юрист страны оказался в центре самого грязного и криминального бизнеса. Через месяц работы там Петров получил вторую фамилию Водкин от своих друзей по юрфаку и первое китайское предупреждение: «Не суй нос в чужие дела», которое для доходчивости проиллюстрировали пожаром на рабочем месте. Это — от нового начальства.
Петров-Водкин, горячо поддерживаемый Леночкой, не смог так скоро отказаться от идеалов справедливости и попытался еще раз вразумить своих шефов. Когда он принес в «мерседес» отъезжавшего к морю начальства свои соображения о количестве денег в черной кассе, оно (начальство) почему-то ужасно расстроилось и, не сдержавшись, ударило Петрова-Водкина по лицу. Кузьма тоже не стерпел. Суммы, обозначенной в его докладе, было достаточно, чтобы восстановить маленький свечной или металлургический заводик. Кузьма Григорьевич ответил начальству ударом ноги в живот. Завязалась битва. Не столько кровавая, сколько беспрецедентная. Петров-Водкин победил. Его начальник, подмятый крупным тяжелым телом своего юриста, признал поражение словами из отечественного блокбастера: «Ну ты, блин, даешь». Все зрители зашлись от восторга, дружно решили, что теперь Петрову одна дорога — в учредители.
Но тот принципиально не захотел идти этим путем и написал заявление об уходе. В течение двух недель Леночка пыталась вывести с лица и тела мужа следы его крупной, но немного пирровой победы. Когда Петров-Водкин начал сносно различать силуэты правым глазом и безболезненно моргать левым, он счел себя здоровым и пошел наниматься на работу. Хотел попасть в околоточные — на участок возле бывшего цеха по производству ситро. В форме участкового он смог бы побороться с этой мафией. Но оказалось, что место это слишком престижно и на нем уже работает зять очень большой шишки, и вообще — на этом участке должны были вот-вот построить кожевенный цех и небольшую кондитерскую фабричку. В участковые сюда записывали с пеленок. Петрова-Водкина приняли в оперуполномоченные районного масштаба.
Вместо того чтобы паниковать или ругаться по поводу явной потери в зарплате, Леночка зашлась от восторга.
— Теперь мы точно победим мафию. Наконец-то ты будешь на своем месте, — заявила она и отказалась от отпуска, для того чтобы купить на рынке небольшой «Макаров». Табельное оружие, выданное мужу, показалось ей каким-то ржавым и непрезентабельным.
Иногда Петров-Водкин думал, что он женат на святой. Иногда подозревал у жены какую-то застарелую душевную болезнь. Но в целом, если бы по утрам она не мешала бриться, не проводила в доме производственных совещаний, не советовала, какими трупами ему заниматься, а какими нет, то Петров-Водкин мог бы дослужиться до генерала. А пока он благодаря ей лишь увеличивал число шрамов на мужественном квадратном подбородке.
Эта деталь его лица была особенно внушительной. А потому казалась самой дорогой. Квадратный, выдающийся вперед и вверх подбородок мог бы украсить не только оперуполномоченного, но и суперагента 007. Все остальное во внешности Петрова-Водкина вызывало скорее разочарование. Невысокий рост, ноги от дедушки-кавалериста, очень светлые, широко расставленные глаза и веснушки — не только на лице, но и на всем теле, включая ладони и уши. Он не выглядел интересным мужчиной, но Леночка уверяла, что красота Петрова-Водкина носит редкий — римский, патрицианский характер, а потому многим, особенно необразованным, кажется неброской. Только умный человек, по мнению Леночки, мог получить эстетическое наслаждение от созерцания Петрова-Водкина. Но такие ему почему-то не попадались.
— Я уже здесь, мы уже страдаем вместе. — Леночка ловко прилепила кусок ваты к кровоточащей ране. — Ну вот и все. Ты не представляешь, как тебя украшают все эти шрамы. Ты похож на Муция Сцеволу. Отлично. Еще пару порезов, и Чак Норрис умрет от зависти. Но выглядит он, сволочь, хорошо, — вдруг расстроенно закончила Леночка. — Даже обидно. — Она тронула свои всколоченные волосы и попыталась взглядом найти расческу. Обычно Леночка приводила себя в порядок раза два-три в год, и такая тяга к самоусовершенствованию сейчас свидетельствовала, что расстроена она не на шутку.
— Да что случилось? Кого ты там увидела? — улыбнулся Петров-Водкин, радуясь, что похож на Муция Сцеволу, а не на Буцефала, как его напарник. — Ты же еще из дому не выходила?
— Тебе надо отдохнуть. Если ты меня не слушаешь — это первый признак переутомления, — сказала жена, чуть обидевшись. Она даже не подозревала, как серьезно, оказывается, устал Петров-Водкин. Бедняжка. — Только что в реактивных новостях…
— В интерактивных…
— Какая разница? Если помнишь, ты говорил, что они плохо кончат? Так и случилось. — Леночка сделала круглые «страшные» глаза, которые всегда пугали детей и животных, и прошептала: — Ты — гений. Одна уже кончила. Плохо. Прямо на асфальте.
— Что, опять? Мозги по всему двору? Убили водочников? А я предупреждал. — Петров-Водкин удовлетворенно хмыкнул. — Я предупреждал, такие деньги…
— Про водочников я не дослушала! Ты же порезался и стал меня звать. Я говорю про Афину!
— Лена, что ты от меня хочешь? — строго спросил Петров-Водкин, начиная закипать. Разговоры о путешествиях раздражали его особенно сильно, потому что больше всего на свете после дивана и футбола Петров-Водкин любил передвижения по миру. Но ни того ни другого он уже много лет не мог себе позволить.
— Когда будешь обыскивать ее квартиру, посмотри, пожалуйста, каким кремом она пользовалась, а? Веришь, ни морщинки. Как девочка. Не то что некоторые.
— Ты говоришь, Афина? — Петров-Водкин решительно закрутил кран. Пришло время пить кофе. — Ты говоришь, что хорошо выглядит? — Он взглянул на себя в зеркало и подумал, что пора бы отрастить усы. — Она умерла?
— Да, и на твоей территории. В нашем районе. Ты понял? Ты, как всегда, оказался прав. Пятнадцать лет я думала, что ты в своих пророчествах ошибся. Но вот — началось. Скажешь, нет?
Петров-Водкин налил в чайничек немного воды и задумался. Ему вовсе не хотелось примерять на себя лавры Кассандры, особенно в данном случае. Он действительно сказал тогда, пятнадцать лет назад, что они плохо кончат, но вовсе не был теперь доволен тем, что оказался прав. А Афина нравилась ему больше всех. Из них. Из тех, которые чуть не сломали, его веру в человечество. Хорошо, что рядом была Ленка. Это чуть ли не единственный случай, когда ее нелепое, немного заочное присутствие спасло и ситуацию в целом, и Петрова-Водкина в частности. Да, Афина нравилась ему больше всех. Живая, подвижная, принципиальная, открытая и яркая, как олимпийский огонь.
— Ну давай, не сиди. Пока будешь тут рассиживаться, дело уведут из-под носа. — Леночка подтолкнула Петрова-Водкина в коридор. — Давай-давай. И если что, скажи им всем, что я позвоню Валечке.
Характер жены Петрова на работе все знали. И практически смирились с ним, причем не только опера и участковые, но также районные судьи, прокуроры и прочие исполнители Конституции и законодательства. Она могла бы возглавить отряд народной дружины и очень тосковала, что время товарищеских судов миновало как-то слишком быстро. Последнее посещение ею районного управления запомнилось коллегам Петрова-Водкина надолго. Леночка обезвредила банду преступников, торговавших просроченными детскими смесями, которые выдавались ими за косметические добавки. Обладая широким кругозором и еще более широкими связями со всеми диаспорами, профессиональными группами и организациями, Леночка установила не только факт подделки, но также адрес цеха, где упаковывали смеси по пакетикам. Петров не хотел расстраивать жену, но аферистов пришлось отпустить, так как все они дружно представили документ о том, что являются простыми реализаторами, а их хозяин давно отправился в бега.
