— Убери пистолет, — твердо сказал она. — Я сама… Письмо можешь передать властям, а можешь оставить рядом с моим трупом. Так надежнее… Убери, сказала…
Круглым каллиграфическим почерком она начала писать: «Ненавижу нищету, а потому…»
Дамир достал пачку сигарет и закурил, полагая, что открытые Русланом окна уже достаточно освежили воздух в доме, газом уже не пахло… Он видел трюки и подороже, и подешевле. Один его товарищ, «поклявшийся мамой уйти через дыру в башке», сейчас отдыхает во Франции и очень смеется, когда ему напоминают о Дамире… Робин Гуд Робин Гудом, но дело прежде всего…
Марья Павловна закончила, внимательно посмотрела в окно и тихо сказала:
— Это быстро. Я предполагала… Не волнуйтесь…
Она прошлась по кухне, тоскливо оглядела хозяйство, налила в стакан из богемского стекла немного вина.
— Алкоголь может нейтрализовать… — засуетился Дамир.
— Цианистый калий? Вряд ли. — Она спокойно пожала плечами, что-то быстро бросила в рот… и через минуту Марьи Павловны больше не было.
Но Дамир видел и не такие трюки. Некоторые, чтобы избежать наказания, впадали в летаргический сон… Пришлось сидеть до вечера, почти до ночи… Странное дело, но ощущение счастья вдруг как-то само собой улетучилось, и он подумал, не зря ли так легко отпустил Руслана…
К утру на глебовскую дачу пробрались партизаны. Петров и жена его, Леночка. Кузьма Григорьевич так и не смог успокоиться, потому что арест невиновного, даже по инициативе Амитовой, — это было слишком. Леночка предложила план — тоже из Сидни Шелдона. Она сказала, что врага надо бить его же оружием. Петров содрогнулся, вспомнив о халатике и поясе. Но Леночка сказала, что они всего лишь запишут на пленку разговор, в котором Марья Павловна, прижатая к стенке арестом сына, обязательно сознается. «Не зверь же она», — сказала Леночка. Петров решил не разочаровывать жену.
Дамир Иванович долго стрелял по кустам смородины… Правда, из газового пистолета… Но Петров и Леночка не выбрасывали белого флага, а просто фиксировали количество выстрелов.
— Теперь они перейдут к боевым… — сказал Петров.
— Кто там? — крикнул радушный Дамир.
— Это мы, будущие прокуроры…
— Кузя? Забирай труп… — Дамиру было некогда. Служба. Кредиты, депутаты, спорт, семейные проблемы. Он был рад свалить на кого-то всю эту поганую историю. Лавры Ната Пинкертона ему были не нужны. Прощаясь с Петровым, он сказал: «Пойдешь ко мне аналитиком?» Леночка обещала подумать, потому что по ее прикидкам форма прокурора сидела бы на муже лучше.
Когда все формальности были соблюдены, Кирилла отпустили на свободу. Похороны его матери оплатила Амитова. Она же, на первых порах, исключительно из сострадания, смешанного с чувством небольшой вины, взяла на себя заботы о Кирилле. В принципе она была готова принять его предложение… Только он почему-то больше его не делал.
Наталья Ивановна отказалась участвовать в выборах, потому ей предложили пост заместителя министра здравоохранения.
Руслан уехал. Уехал с Лялей. Опасаясь преследований, он легко отказался от всех отцовских прав на дочь и позволил Кате сменить ребенку фамилию. На фамилию ее нового мужа. Славика. Этот брак должен был стать счастливым, потому что представлял собой союз двух профессионалов. Руслан ни о чем не жалел. Ну, разве что иногда… И только о машине. Впрочем, если вспомнить о Дамире, то и общественный транспорт будет в радость. Тем более, что за новой женой Руслан получил приданое. Не такое роскошное, но на все хватало. Глебов помог и ему и ей с работой. И с квартирой. В последнем разговоре по телефону Глебов назвал внучке номер счета, на котором лежат деньги. Но эти деньги можно будет получить только после его смерти.
Жанна так и не пришла в себя. Она только перестала искать вещи и бредить о каком-то халатике. Глебов перевез ее в роскошную частную больницу, он все еще надеялся, что…
Нет, он ни на что не надеялся. Он приходил в палату, брал ее за руку и тихо радовался, что она не может лишить его этого удовольствия. Иногда он позволял себе прикасаться к ее руке губами.
Жанне было хорошо. Море, обычно надоедавшее в течение трех дней, совсем не раздражало. Тихая и монотонная волна, мягкое солнце, теплый песок, лежать на котором было уютно… По пляжу бродили родные люди. Ляля, Афина, Даша, иногда с другого берега приплывал Толик. Марью Павловну они туда не пускали… Она маялась без дела и собирала бумажки, которые оставили туристы… Странные туристы, они почему-то не хотели задерживаться здесь больше чем на пару минут… К чему стремились? Куда спешили?..
Иногда Жанне было тревожно, она хотела кого-то позвать. Порой ее подруги таяли, как тени в полдень, и растворялись в жаре. Иногда ей было одиноко. Потому что она была как бы посторонней. А ей так хотелось участвовать… Она плакала и долго смотрела на море… Она знала, что по ту сторону ее никто не ждет. Она все-все знала.
А однажды к ней подошла Дашка, сказала: «Прости засранку, а?» — и тронула ее за плечо.
— Доктор, она умирает. Давление падает, пульса нет…
— Слава богу, хватит уже человека мучать!
— Но она не должна, я заплачу любые деньги.
— Не кричите, Виктор Федорович, вы же не на собрании.
— Но она умирает…
— Вот и не мешайте! Не мешайте! Виктор Федорович, что с вами? Ира, Катя… адреналин… Ах ты, черт… Не надо… Уже ничего не надо…
А за Дашкой вдруг появился смущенный Глебов. Он осторожно коснулся ее волос и сказал: «Так как по поводу замужества?» А она почему-то засмеялась и ответила: «Опять конкурс? Так ведь мы не все еще собрались…» А он улыбнулся: «Только ты…»
