Ощутив его руки на своем теле, она вдруг расслабилась, у нее появилось ощущение, что это нормально и естественно — стоять вот так полуголой в примерочной и прижиматься к незнакомому парню, ощущая, какой он потный и возбужденный, находиться здесь среди всего этого интерьера, насыщенного чернотой и металлическим блеском, где продавщицы похожи на позирующих проституток, кругом полуголые дамы на зеркалах, девочки-подростки, выставляющие свои попки на плакатах, рекламирующих джинсы, и музыка с ее завораживающим «чуга-чуга», а воздух жаркий и влажный, и у них все только начиналось… Теперь ей было наплевать, что кто-то их видит. Блузка была, что надо. Алиса перекинула ее через руку. Она хочет эту блузку. И груди у нее хорошие, достаточно хорошие. И парень тоже вполне подходящий. Она и его хочет, ничего подобного ей еще не доводилось переживать. Она как будто стала совсем другой, переродилась. Никогда еще она так не нравилась себе. Прощай, Алиса Свинген!
5.
Она не узнавала себя.
Она не узнавала себя, глядя в зеркало примерочной и находясь рядом с ним в автомобиле, который со скрежетом сделал неразрешенный поворот на улице Гренсен и покатил по Розенкранцгата, сидя напротив него за столиком уличного кафе в самом центре, куда бы она никогда в жизни не решилась зайти одна, как бы сильно ей этого не хотелось.
Она не узнавала себя, когда средь бела дня спокойно заказывала себе поллитровую кружку пива, а к ней бутерброд с креветками, вместо которого она, вдруг передумав, тут же решила заказать ростбиф, когда заметила сидящую неподалеку пару, поглощающую ростбиф — его в светлом костюме с белой рубашкой и ее в блузке в горошек, в таком же платочке, поверх которого у нее были зацеплены солнечные очки, а сквозь переплетения босоножек были видны крашеные ногти на ногах. Выражение их лиц говорило о том, что ничто в мире уже не способно их удивить. Да, она тоже закажет себе ростбиф!
Алиса не узнавала себя, когда, подняв бокал, чтобы чокнуться с ним, и проглотив содержимое бокала на голодный желудок, ощутила, что плывет, и, склонившись к нему через стол, доверительно прошептала:
— У тебя есть деньги на все это? Ты ведь знаешь, я на мели.
Не моргнув глазом, он выложил двенадцать сотенных там, в примерочной, когда они подобрали все, что нужно. Он отдал около пятисот крон за простенькие низкие сапожки, которые ей так понравились! Слабый голосок здравого смысла шептал ей, что это невозможно, так просто не бывает, чтобы совершенно незнакомый парень покупал массу шикарных вещей совершенно незнакомой девушке… Интересно, что он потребует взамен? Впрочем, она прекрасно понимала, что именно он потребует. Она вполне догадывается, чего именно он захочет…
Но ведь и она этого хочет! Уже сейчас она осознавала это абсолютно четко! И вновь она не узнавала себя, неужели она могла быть такой?..
— Вчера я получил зарплату, — ухмыльнулся он и залпом опрокинул кружку пива.
И снова подозвал официантку.
— Получил зарплату в той фирме, которая так плохо платит?
И снова она не узнавала и своего тона, и саму себя. Конечно, это все под влиянием пива, но и из-за новых нарядов. Неужели это она восседает здесь средь бела дня в ресторане, который раньше назывался «Приют Сары»? В те времена, когда однажды ее привез сюда, желая показаться шикарным, Харальд Хамре. И вот здесь сейчас сидит совсем другая Алиса, в джинсах в обтяжку, в сапожках из тонкой кожи, ее груди обтягивает элегантная светлая блузка, в то время как Алиса Хамре, эта одинокая, разведенная женщина с ребенком, целыми днями стучащая дыроколом, сидя в жиробанке, осталась в сумке на заднем сидении мустанга, вместе со сложенными туда вышедшей из моды бархатной курточкой и юбкой с оборками. Настроение у нее сейчас было такое же светлое и легкое, как и надетая на ней блузка. Она глубоко погружалась в совершенно новое для нее существование, от которого исходил запах автомобильного сиденья, нового белья, обуви из натуральной кожи. Волна, на которой она вознеслась, волна не опускалась, а все держала и держала ее на гребне! Она опустошила высокий бокал с пивом, заказала следующий и все плыла и плыла, надеясь, что все это продлится хотя бы еще немного, потому что считала, что заслужила это, хоть раз в жизни, хоть разок. Как хотите, но Алиса Хамре тоже заслужила обед в ресторане на свежем воздухе под летним солнцем!
— Как тебя зовут? — спросила она после третьего бокала пива.
— Томми.
— Томми?
— Собственно говоря, мое полное имя — Томас. Т-О-М-А-С. Моя мамаша питала слабость к великим именам и вообще ко всяким «шишкам». С Томасом все о’кей?
— А ты как считаешь?
Он усмехнулся, а потом вдруг расхохотался. Им обоим все время хотелось смеяться.
— Что такое?
— Я вдруг вспомнил, как в одной книге был мужик, который назвал свой член Томасом.
Оба расхохотались.
Алиса не могла вспомнить, когда она в последний раз читала какую-нибудь книгу. Сборник «Романтика» она так и не закончила. Этот журнал, где регулярно печатались рассказы. Она знала, что все эти истории довольно глупые, но читать их было интересно. В последнее время описания в них стали более откровенными. «Она прижалась к нему и ощутила стальное прикосновение пожирающей его страсти у своих бедер». Раньше она не часто встречала подобные описания в журналах.
На танцплощадках в ее родных краях этого было сколько угодно. Но отнюдь не в сборнике «Романтика». А теперь и в «Романтике» она сталкивалась с множеством всякого такого, как, впрочем, и в переполненных автобусах, когда, бывало, стояла со всех сторон зажатая мужчинами.
Других впечатлений подобного рода у нее не было. Собственно, у нее на это просто не было сил. Ей ведь постоянно нужно было заботиться об Анне, вести домашнее хозяйство, а когда наступали выходные дни, она могла лишь отсыпаться. В такие дни их навещала ее мать, они вместе смотрели телевизор и пили кофе. Иногда у нее возникало чувство, что мать сидит у нее только для того, чтобы у нее не было возможности «пойти куда-нибудь и найти кого-нибудь», как она любила говорить. Хотя сама регулярно по вторникам и четвергам ходила в клуб любителей бинго, считалось, что это так и надо. А Алисе, видите ли, надлежало «блюсти себя», все ведь может случиться с женщиной, если она отправится куда-нибудь в пятницу или субботу, особенно, если женщина разведенная.
Для матери само собой разумелось, что быть в разводе — несчастье для молодой женщины, ведь так считалось в их родных краях, разведенная женщина всегда может сбиться с пути. Это как пить дать, а такое с ее дочерью не должно произойти. Алиса считала, что разные опасности могут подстерегать и пятидесятилетних вдов, но помалкивала. Она старалась доставить матери хоть какую-то радость, мать же могла радовать дочь только кофе с покупным печеньем.
«Видела бы она меня сейчас», — подумала Алиса и начала пить четвертый бокал пива. Она почувствовала, что ей срочно надо в туалет, но в состоянии ли она пройти между всеми этими столиками с множеством людей. Она снова отхлебнула из бокала и засмеялась, щурясь на солнце.
