– Приветствую моих британских собратьев, – произнес он с чистым выговором северянина. – Меня зовут Дэниел Данглас Хьюм, и я приготовил для вас…
– Полетай! – загорланил горожанин с дешевого места галерки. – Давай, янки, а мы поглядим!
Хьюм невозмутимо поднял руку, призывая к тишине, и продолжил:
– Неблизкий путь в вашу чудесную страну утомил меня, так что будьте снисходительны к старику. – Его губы расплылись в обаятельной улыбке. – Вы увидите несколько чудес, результат которых зависит от благосклонности потусторонних сил.
– Взлетай! – снова выкрикнули из зала. – Посмотрим, какой ты… – Грубиян осекся и ухнул, получив решительный тычок между лопаток.
Хьюм склонил голову с благодарной улыбкой.
– Сегодня я… – он умолк, громко кашлянул, но вовремя поднес платок к губам и, с трудом преодолев новый приступ, как ни в чем не бывало снова заговорил: –…буду двигать предметы в пространстве одной силой мысли.
Зрители оживились.
– Но позвольте вначале поприветствовать великого человека. – Он повернулся к Конан Дойлу и его товарищам (прожектор последовал за его жестом). – А вернее, троих, почтивших нас своим присутствием. Среди нас сегодня виднейшие писатели Лондона: Оскар Уайльд, Артур Конан Дойл и Джеймс Мэтью Барри. Добро пожаловать, джентльмены!
Публика разразилась бурными овациями. Оскар Уайльд легко поднялся и кивнул в знак приветствия. Джеймс Мэтью Барри встал с места, не сделавшись при этом выше, и вежливо раскланялся. Энтузиазм тут же сник, когда настала очередь Конан Дойла. Гул неодобрения и шушуканье прокатились по залу. Слухи о кончине Шерлока Холмса преследовали писателя, как злой рок. Он быстро кивнул и сел.
– Для первого номера мне потребуется помощь из зала, – обратился к публике Хьюм.
От желающих не было отбоя. Выбор пал на симпатичную девушку, сидящую неподалеку от Конан Дойла.
– Барышня, не найдется ли у вас золотой гинеи?
Та смущенно потупилась, отрицательно покачав головой.
– Сразу видно, что он нездешний, – пробормотал Конан Дойл, обращаясь к спутникам. – Откуда у такой девицы, продавщицы судя по наряду, возьмется в кошельке золотая гинея.
– Держу пари, он уже припрятал монету в рукаве, – прошептал Барри. – Сейчас оставит всех в дураках.
– Простите мое вмешательство, мистер Хьюм, – заговорил Уайльд, поднявшись, – но у меня есть кое-что для молодой леди.
Луч прожектора упал на него. Уайльд извлек из кармана нечто сверкающее, похожее на большую монету.
– Во время обучения в Тринити-колледже меня наградили золотой медалью Беркли за успехи в древнегреческом языке. Она мне очень дорога, и притом другой такой нет во всей Англии. – Уайльд насмешливо глянул на Барри. – И, как справедливо заметил мой друг, ее не так-то просто подменить, словно обычную монету.
– Отличная идея, мистер Уайльд, – широко улыбнулся Хьюм. – Я признателен вам и мистеру Барри. Медаль идеально подойдет и вернется к вам в целости и сохранности.
Уайльд передал медаль Конан Дойлу, а тот, невольно залюбовавшись, – соседу, и так она пошла по рукам, пока не попала к девушке.
– Никогда прежде я не видел эту медаль, – продолжал Хьюм, – но полагаю, на ней есть гравировка, которая заменит нам орла и решку. Не так ли, мэм?
– Ваша правда, сэр, – оглядев медаль, ответила девица с выговором кокни. – Лошадь на одной стороне, зáмок – на другой.
– Вот и прекрасно. Теперь, барышня, когда я велю, вы подбросите медаль и поймаете ее на тыльной стороне ладони, а я попробую угадать, орел или решка. Вы все поняли?
Девушка кивнула и улыбнулась.
Хьюм вытянул пальцы к ее руке, опустил голову и сосредоточился. Раздалась барабанная дробь.
– На счет три, – сказал он. – Раз, два, три!
Подброшенная вверх увесистая медаль несколько раз перевернулась в воздухе, сверкая в лучах прожектора.
– А теперь скажите нам, что там, – попросил Хьюм.
Девушка разъединила руки и широко распахнула глаза от удивления.
Пусто.
– Она пропала, сэр! – испуганно взглянув на Хьюма, вскричала девица и вскочила. – Не знаю, как так вышло, но ее нет!
Публика ахнула.
Не обращая на это внимания, Хьюм показал судорожно сжатый кулак.
– Голову даю на отсечение, медаль у него, – прошептал Барри.
Зрители вытянули шеи и напряженно смотрели, как Хьюм поочередно разгибает пальцы.
Ничего.
Безнадежно опустив руку, он сокрушенно глянул на Оскара:
– Мистер Уайльд, мне неловко признаться, но я, кажется, потерял вашу медаль.
Оскар Уайльд явно не ожидал подобного поворота событий и не нашелся с ответом.
Вдруг что-то сообразив, Хьюм хлопнул себя по лбу. Он улыбнулся ирландцу:
– О, вот она где. Мистер Уайльд, загляните к себе в карман.
Тот пошарил в кармане и вытащил медаль. Затем поднялся и с довольным видом продемонстрировал ценную находку публике.
Раздалось ликующе громкое «ура», и Хьюм скромно поклонился.
А ненасытные зрители снова принялись за свое: «Полет… Полет… Полет…»
Он попытался призвать их к спокойствию, но первое чудо только распалило жажду более изощренного зрелища – им хотелось увидеть летающего человека.
Требования становились все настойчивее. Хьюм закрыл лицо платком, он сильно побледнел, сотрясаемый новым приступом кашля.
– Этот человек болен! – обратился Конан Дойл к Уайльду, перекрикивая остальных.
Тем временем Хьюм совладал с собой, вытер рот платком и сделал знак публике замолчать.
– Ну что ж, будь по-вашему, – с надрывом произнес он в наступившей тишине. – Я попытаюсь.
Зал одобрительно шумел и аплодировал. Собравшись с силами, Хьюм воздел руки и возвел очи горе. Все притихли.
Казалось, время остановилось. Капельки влаги стекали по вискам Хьюма.
И тут он будто бы начал расти. Завороженные вздохи прокатились по рядам. Хьюм оторвался от пола и плавно взмыл в воздух. Поднимаясь все выше и выше, он вдруг затрясся, весь покрылся испариной, вены на лбу вздулись от натуги.
Медленно, но неотвратимо медиум стал опускаться, пока не рухнул на сцену. С вымученной улыбкой он вытер лицо и собирался изящно взмахнуть платком, но силы покинули его, и, закатив глаза, артист упал на подмостки.
Многие вскочили с кресел, раздались женские крики. Трое друзей тоже встали.
Служащие театра увели прихрамывающего Хьюма. Менеджер Генри Первис подбежал к краю сцены.
– Не беспокойтесь, долгий путь утомил мистера Хьюма. Ему просто необходим отдых, и завтра он вновь сможет блистать перед публикой, – взволнованно сказал он и отчаянно замахал оркестру, надеясь прикрыть бесславное отступление артиста бодрой мелодией.
