Книга Венец безбрачия - Ольга Свириденкова

Имение Юлии Прозоровской, май 1830 года

Сидя в уютном кресле перед дубовым столом в своей библиотеке, Юлия Прозоровская внимательно изучала отчет управляющего о весенних посевных работах. Время от времени она делала пометки на полях тетради, макая перо в малахитовую чернильницу. Рядом с чернильницей стоял серебряный поднос, а на нем — чашка и блюдце синего, с розово-золотым цветочным рисунком севрского фарфора. В чашке был налит шоколад, а в блюдце лежали ароматные миндальные пирожные.

Нельзя сказать, чтобы Юлия не доверяла своему управляющему. Но она решила, что ей как единоличной хозяйке большого имения следует основательно вникать во все дела. В последнее время только и было слухов, что об очередном разорении какого-нибудь дворянина, и Юлия совсем не горела желанием пополнить число этих несчастных. Да и чем еще было заниматься девушке, жившей в деревне и не выезжавшей на светские вечера? Читать — так Юлия уже давно перечитала все, что было интересного в обширной отцовской библиотеке. Заниматься же рукодельем она не слишком любила. Можно было бы попробовать рисовать, но — увы! — природа обделила княжну Прозоровскую талантом художника.

Покончив, наконец, со своим занятием, Юлия откинулась в кресле и расслабленно потянулась. Стрелки на каминных часах показывали начало десятого, и она невольно подумала, что знатные дамы в Петербурге и Москве сейчас еще сладко спят, отдыхая после веселого бала или раута. Что ж, когда-то и она вела такую жизнь… до того, как про женщин ее семейства пошел этот ужасный, зловещий слух.

Допив шоколад, Юлия позвонила в бронзовый колокольчик, и полминуты спустя в библиотеке появилась старшая горничная.

— Готовы ли комнаты для князя и княгини Тумановых?

— Да, госпожа княжна, — почтительно ответила горничная. — Все готово, можно заселяться хоть сейчас.

— Прекрасно. А те коробки с платьями и шляпами, что прислала мне тетушка на прошлой неделе?

— Все распаковано и развешано в вашей гардеробной, госпожа княжна.

Удостоив служанку легким одобрительным кивком, Юлия дала ей пару указаний и отпустила небрежным движением руки. Потом встала с кресла и перешла из библиотеки в небольшой будуар, выходящий окнами во двор. Ее должен был навестить приятель покойного отца, и ей хотелось выйти ему навстречу, чтобы показать чудесные голландские тюльпаны в саду. Они распустились только три дня назад, и Юлия не могла на них налюбоваться. Цветы были трех видов: малиновые с молочно-белыми прожилками, желтые с красными прожилками и ярко-фиолетовые.

Подойдя к зеркалу, Юлия с улыбкой оглядела себя. В это утро на ней было роскошное платье из бирюзового бархата, которое трудно было назвать просто «домашним». По моде того времени, платье имело пышные рукава, широкие в плечах и сужавшиеся к манжетам. Тонкую шею Юлии обхватывал гофрированный кружевной воротник «а-ля Маргарита Валуа», под которым был завязан изящный бантик из черной атласной ленты. Прическа Юлии тоже соответствовала моде: тугие локоны на висках и искусно сделанный бант из волос на макушке. Перчаток на руках девушки не было. На тонких изящных пальцах красовалось несколько колец: с жемчугом, бирюзой и даже одно с бриллиантом. (Надевать бриллианты по утрам считалось дурным тоном, но в последнее время Юлия испытывала какую-то болезненную тягу к роскоши и драгоценностям.)

Внезапно Юлии вспомнилась одна фраза из письма тетушки, и ее губы тронула усмешка. Тетушка с мужем собирались снова вывозить ее в свет и прислали новые наряды, чтобы Юлия «привыкла к ним и заново научилась носить модные вещи». Вероятно, тетушка полагала, что племянница ходит по дому в замусоленном капоте и с нечесаными волосами, а ее просторный дом пришел в полное запустение. Что ж, она будет приятно удивлена, когда окажется здесь.

Вообще-то опасения княгини возникли не на пустом месте. После того как в начале осени Юлия посетила несколько московских балов, она на целых три месяца погрузилась в апатию и уныние. Но потом все-таки нашла в себе силы встряхнуться. Пусть она не может показаться в обществе, где на нее все косятся — в жизни и кроме балов с театрами хватает приятных вещей. Она молода, красива, здорова и, главное, — богата. Так стоит ли печалиться, рискуя зачахнуть от тоски во цвете лет? И из-за чего? Только из-за того, что она не может выйти замуж?! Да очень ей это надо — терпеть подле себя какого-нибудь грубияна, развратника или дурака! А так она сама себе хозяйка, и очень скоро, когда ей исполнится двадцать один год, станет совсем независимой.