– Такую девушку, как Лили, надо думать, точно пойдут искать.
– Сдается мне, она не из Вены. – Йозеф проиграл в голове ее короткий ответ. Был там след странного акцента. Не понять, какого именно. – Конечно, ее, быть может, сюда привезли, вероятно – против воли. – Он подался к Беньямину, заговорил тише: – И вот еще что, мы с тобой обсуждали…
– Я попробую, – сказал Беньямин, – но это нелегко. Я ж не могу просто взять да прийти. И черта с два туда устроишься: платят там, похоже, до того хорошо, что слуги держатся за место. Да и кроме того, я слыхал, они молодых парней не берут – из-за девчонок. – Он помялся. – Герр доктор, вам бы проще простого было вступить в клуб.
– Нет. – Йозеф сжал кулаки. – Это не обсуждается.
– Говорят, многие знатные люди Вены там состоят, герр доктор Шмидт, герр профессор Фосс…
– Нет! – Йозеф чуть не поперхнулся этим словом. Ходили слухи, какие дела творились под полированной личиной респектабельности «Телемы»10. Чужестранки… чужестранцы… готовые вступать в противоестественные связи. Сексуальное совокупление, превращенное в зрелище. Оргии – послабление ограничений Сатурна, как в античных храмах. Йозеф шумно сглотнул. Посещавшие такие места – либо выродки, коим явно не хватало смысла жизни, либо бедные печальные созданья, каким негде больше найти чувственного тепла; Йозефу оказаться в их числе – все равно что втирать соль в душевные раны. Он представил себе фрау Фосс – острый нос, безгубый рот, фрау доктор Шмидт с ее набожностью и бегающими глазками. Как люди станут относиться к Матильде, если он… Нет. Кроме того, ядовитое слово там, едкий кивок да подмигивание сям… даже бургомистр Люгер не был неуязвим: Вена росла быстро, но сальные сплетни разносились быстрее. Он подставится под осмеяние, под шантаж. Все, кто был ему дорог, могут стать жертвами злословия. – Нет, – повторил он. – Нет, то место – клоака разврата.
Беньямин запунцовел.
– Я только подумал разобраться про Лили…
– Это может дать им в руки оружие пострашнее, чем требуется.
– Никто не узнает.
Йозеф вперился в Беньямина.
– А как же ты узнал, что доктор и профессор – члены клуба?
– Ну, это все знают… Ой. Да. Простите. – Беньямин тихонько кашлянул. – Я туда схожу еще. Посмотрю, что можно выведать на кухне. – Он помолчал, а затем робко спросил: – Она… С Лили получше? Гудрун то говорит, что она воровка и хочет застать нас врасплох, то вдруг что Лили – совершенно сумасшедшая, плетет что-то про заводной механизм или вроде того. Это правда? Она правда сумасшедшая?
– Время покажет, – уклончиво ответил Йозеф. – Чтобы выяснить, что случилось с Лили, нужно спрашивать ее предельно осторожно. Она, вероятно, еще не вспомнила. А может, скрывает что-то. В любом случае ее нужно убедить мне доверять.
– Конечно, герр доктор. Я понимаю.
– Для этого потребуется терпение. В таких делах нельзя торопиться. – Во многих отношениях это занятие подобно соблазнению. К своему ужасу, Йозеф обнаружил, что его воображение все еще рисует ему пышные картины того, что может происходить в «Телеме», вот прямо сейчас. У извивающихся образов был рот Лили. Ее глаза. Ее шея. Эти отметины у нее на руке – как тавро на скотине, что за отвратительная мысль. Он вскочил на ноги и открыл сейф, поворотившись спиной к юноше. – Тебе потребуется больше денег, раз ты снова пойдешь прочесывать кофейни, Беньямин. И кабаки тоже, думаю.
– Как вы полагаете, она замужем?
– Кто? – Йозеф задумался над тем, как Лили сменила местоимение, обозначающее чудовище: со среднего «оно» на многозначительное «он». Доктор Бройер тщательно и профессионально осмотрел ее. Он знал то, что знал. Несомненно, во всем этом замешан какой-то грубый мужчина, однако ни кольца у нее на пальце, ни следа там, где оно могло быть, не наблюдалось. – Лили? – Он обернулся к Беньямину. – Сомневаюсь.
– Подождите меня, герр доктор. – Гудрун с трудом подымалась по лестнице вслед за ним, таща с собой корзинку с шитьем. – Я обещала, что пойду с вами, и я пойду с вами.
Йозеф выпрямился.
– Нет никакой нужды…
– Я ни словечка не вымолвлю, – сказала Гудрун, оттирая его плечом. – Ни словечка. Буду сидеть у окна со своей штопкой. Как мышка. Молча.
– Ладно уж. – Йозеф постучал в дверь и быстро проскочил внутрь, покуда Гудрун не ввалилась первой. Девушка сидела в точности как прежде: руки сложены на коленях, безучастные глаза широко раскрыты. – Добрый вечер, Лили. Я подумал, нам стоит поговорить. Как вы себя чувствуете? – Ответа не последовало, и он возвысил голос: – Лили, вы должны со мной разговаривать. Отвечайте тотчас, пожалуйста. Слышите? Как вы себя чувствуете?
Лили склонила голову.
– У машины нет чувств.
Йозеф подождал, пока Гудрун не устроится у окна со своим штопальным грибком и не примется втыкать здоровенную иглу в пятку Йозефова носка. Вопрос эмоционального отклика он пока отставил в сторону. Была у него другая, куда более многообещающая тема, тут мог выйти толк.
– Расскажите мне о чудовище, Лили. – Она так долго на него смотрела, не смаргивая, что Йозеф почувствовал, как сам открывает и закрывает глаза вдвое чаще обыкновенного, словно пытаясь облегчить окулярные неудобства и ей, и себе. – Расскажите мне о чудовище. Как он выглядит?
– Он маленький и темный.
– Маленький, так. – Необычно. Темный? Йозеф припомнил детские сказки. Явился образ гарцующего беса. – У него есть когти или рога? Хвост? Громадные зубы?
– Нет.
– Вы его видите во сне или же наяву?
– Нет.
Йозеф нахмурился.
– Тогда где же он?
– В другом месте.
– В Вене?
– Нет, но скоро сюда прибудет.
– За вами?
– Нет, – сказала Лили. – Не он меня ищет. Это я его ищу.
– Хм. И почему же?
– Он меня не узнает. Я смогу положить этому конец прежде, чем начнется.
– А, – сказал Йозеф, размышляя, что, по мнению Лили, делает ее неузнаваемой. Отсутствие волос, вероятно: женщины часто придают непомерное значение воздействию прически. – Вы его боитесь?
Лили покачала головой.
– Страх – человеческая слабость. У меня нет чувств.
– Трудно поверить, что вы машина, Лили: вы смотритесь в точности как настоящая человеческая женщина. И очень миловидная, если позволите. – Лицо у девушки не поменяло выражения, а вот усилившийся стук катушек у окна сказал куда больше слов, и Йозеф немедленно пожалел, что этот натужный комплимент вообще прозвучал. – Как Галатея, – добавил он, – коя, хоть и не машина, но была создана руками человеческими.
– Пигмалион изваял только Галатею, – ответила Лили, – а я – одна из многих. С такими лицом и телом, какие вы видите перед собой, нас тысячи. Машины, подобные мне, снабжены приятной женской внешностью, если нет другого запроса. Поскольку мы не мертвы и не живы, наша внешность нам безразлична.
