— Липатников — принципиальный мужик, против закона не пойдет, — все еще продолжал упорствовать он.
— Это уже другой разговор. Сведешь меня с ним? Дальше мои проблемы.
— Ты сам видел бумаги в Аграрном комитете Думы?
— Да.
— И что в них?
— Если коротко — ориентировка. Направление, где искать.
— Что искать?
— Так, пустячок. В общей сложности, как я понял, что-то около двенадцати миллионов долларов.
— Приличные деньги.
— Да, подходящие.
— И ты говоришь, я их умыкнул?
— Не совсем так. Но рыло у тебя в пуху.
— Конкретней можешь?
— Ты ездил в Швецию покупать лошадей?
— Ну и что?
— Вот и все. Остальное тебе лучше известно.
— И этим ты хотел меня придавить?
— Не только. Есть любопытные подробности, подтверждающие аферу, но сейчас я всего не упомню.
— Обещаешь вспомнить, если я сведу тебя с Липатниковым?
— Ну, ты за горло меня берешь. Помнишь Алика Говорова из четвертого подъезда? Он постарше нас с тобой был. Освободился по амнистии. Приехал духарной такой. Ходил — не подступишься. И вдруг исчез. Помнишь? Только в конце лета нашли. На «Филях». Выудили из Москвы-реки.
Будто ушат ледяной воды вылили на Кривцова. Еще бы не помнить Алика Говорова! Он и сейчас еще по ночам снится. Труп выловили обезображенным. Отрезаны уши, нос. На спине ножом вырезано «дятел». Стучал в зоне. Думал, грехи останутся там, а они настигли его и на воле. После этого случая Кривцов пуще всего боялся попасть в тюрьму. Этот страх висел над ним, как кувалда. Володька ударил в самую больную точку.
— Ну и гад же ты! Неужели способен убить человека?
— Страшно? Тут ты неоригинален. Грешить надо меньше.
— Кого ты собираешься вытащить из тюряги? Дружка-подельника? Я его знаю?
— Успокойся. Пацана из малолетки. Ни за что сидит. Ну, договорились?
К пятому заезду погода резко испортилась. Утихший было к утру, снова подул сильный ветер. Небо затянули низкие облака. На флагштоке возле табло, будто кнут пастуха, защелкало трехцветное полотнище. Моду вывешивать в беговые дни российский флаг ввел новый директор, но праздничности это не прибавляло.
Анатолий Михалкин, наездник I категории, скучал в падоке. Немногим меньше месяца назад его лишили езды за фальшь-пейс, и он от нечего делать наваривал в тотализаторе. Ипподромная мелюзга не решалась подходить к нему. В их глазах он был кудесник, недосягаемая величина. Издали ловили взгляд, готовые услужить, разбиться в лепешку ради возможности подойти к нему хотя бы раз в месяц и спросить:
— Кого сыграть, Анатолий Иванович?
Маэстро, казалось, никого не замечал, не интересовался происходящим вокруг, скучал и с отсутствующим видом смотрел на проминочную дорожку. В действительности от него не ускользала ни одна мелочь на ипподроме: ни настроение на трибунах, ни реплики коллег на кругу, ни нервная суета начальника производственного отдела, который челноком мотался между падоком и директорской ложей.
— Хочешь выиграть немного денег? — послышался голос.
Михалкин огляделся. Поблизости — никого.
«Не мешало бы», — подумал он.
— Сегодня у тебя такой шанс будет. Не упусти.
«Что за чертовщина? Наверное, все этот ураган проклятый. Всю ночь не давал заснуть. Нервы никуда не годятся».
— Толя, сыграй в шестом заезде третьего, первого и шестого. Поставь в этом порядке, — сказал ему шепотом наездник из смежного тренотделения, притормозивший возле него качалку. — Понял?
— Понял, понял? Откуда ты взялся? Еще полминуты назад тебя здесь не было.
— Смотри не опоздай. Скоро закроют кассы.
Тотошники встали в стойку. Ясное дело, они не услышали ни слова, но рассчитывали сориентироваться по реакции маэстро. Но тот не шелохнулся.
— Думаешь, он что-нибудь сказал Михалкину?
— Не сомневайся. Деньги они варят вместе.
— Вот бы узнать их разблюдовку.
— Пожалуй, рискну.
— Сходи. Но, думаю, тухлый номер.
Прежде чем послать своего человека в кассу, Михалкин выждал удобный момент, а заодно и взвесил подсказанный вариант. Темная комбинация, которую ему предложили сыграть, могла оказаться выигрышной только в том случае, если на ипподроме затишье и играют фаворитов. Идеальным флюгером в этом плане был начальник производственного отдела, черпавший сведения из рапортичек наездников и игравший только наверняка. Судя по тому, как он беззаботно флиртовал с новым замом главного бухгалтера, события развивались именно так, что подтверждало и поведение тотошников. Уткнувшись в программки, они вымучивали стопроцентные комбинации. Ипподромные жучки, тоже, видимо, не зная ничего определенного, подозрительно приглядывали друг за другом.
«Самое время запускать гонца», — решил Михалкин и крикнул своего человека:
— Коля, принеси-ка пару бутербродов и пива.
Тот мигом слетал в служебный буфет. Вместе с деньгами наездник передал ему бумажку с цифрами комбинации. В специальном инструктаже он не нуждался. Прекрасно знал, что делать дальше.
Тотошники взяли его на прицел, готовые кинуться следом за ним в кассы, но ничего такого не произошло. Человек Михалкина вернулся на свое прежнее место — к судейской вышке. Сам наездник с видимым удовольствием припал к банке пива. А время бежало, приближался старт. Один из жучков все же отважился подойти.
— Приятного аппетита, Анатолий Иванович. Скоро опять на дорожку?
— А… Это ты, Макс. Как успехи? Хороший сегодня улов?
— Не очень. Бегут одни фонари. Выдача — ноль целых, хрен десятых. Только-только свои возвращаю. Подсказали бы что-нибудь стоящее. Я в долгу не останусь.
— Вообще-то ты знаешь, я не по этой части. Все больше духовной пищей интересуюсь. А ты и вправду можешь поставить, не поднимая шума?
— Обижаешь, Анатолий Иванович.
— Вот тебе пять червонцев. Сыграй на все в «Тройном экспрессе» 2–5–7. И чтобы ни одна душа не видела. Да перестань ты насвистывать, деньги водиться не будут.
— Ерунда все это. Нечистую силу опасайся, но и сам не фраернись.
«Давай, давай да штанишки не обмарай».
Макс «огородами», петляя, стараясь запутать тотошников, бросился в кассовый зал, но ипподромные игроки — ушлые ребятишки, «понесли» его на руках, передавая друг другу взглядами, жестами, кивками.
Минуты через три, никем не замеченный, исчез человек Михалкина. Он передал знакомой в кассе крупную сумму и бумажку с цифрами комбинации, на которую надо поставить все деньги.
