— Я поступил не по-рыцарски, — сказал Артур.
— Что-что? — Я вновь фыркнула.
— Мэнди, прекрати фыркать, это неприлично, — прошептала мама. — Что за мальчик тебе звонит?
— Артур — мой одноклассник, — объяснила я.
— Мэнди, я знаю, что я твой одноклассник. Кажется, у тебя все-таки сотрясение, — сказал Артур.
— Это я не тебе, это я маме, — ответила я.
— Мэнди, чай стынет, — напомнила мама. — Закругляйся и идем за стол.
— Артур, мне вот-вот надо будет идти, — сказала я. — Так где ты хотел порыскать?
— Порыскать?
— Ты сказал, что где-то не порыскал. Вчера.
— Не по-рыцарски! Я поступил не по-рыцарски. Мой тезка, король Артур, ни за что не бросил бы деву в беде. А я бросил, так ведь? Я стоял и… рыскал глазами по сторонам, ища, куда бы спрятаться. Испугался, как цыпленок. Как желторотый воробей. Как…
— Ничего, Артур. Я тебя не виню. Я сама их боюсь.
— Тебе можно. Ты девочка.
— Слушай, времена твоего короля Артура давным-давно прошли. Девы больше не ждут, пока их спасет рыцарь. Они сами разбираются с обидчиками.
— Но их было трое против тебя одной. Какой же я трус! Прости, Мэнди. Мне так стыдно!
— Я тебя ни в чем не виню, Артур, — вежливо повторила я. — А теперь мне пора. Мама зовет пить чай. Пока.
Звонок Артура мне польстил. Раньше мальчики мне не звонили. Приятная, оказывается, это штука. Я сразу выросла в собственных глазах.
Но на следующее утро я вновь проснулась, чувствуя себя маленькой и беспомощной.
— Мам, мне что-то все нездоровится, — пожаловалась я. — И запястье никак не проходит.
— Моя бедняжка.
Мама озабоченно смотрела на меня. Папа уже уехал на работу. Ей было не с кем посоветоваться.
— Можно я посижу дома еще денек? Пожалуйста!
Мама потрогала мой лоб и оглядела меня с ног до головы.
— Жара у тебя нет. Но ты какая-то бледненькая. И писать ты все равно не можешь. Ну, хорошо. Раз уж сегодня пятница. Но в понедельник придется вернуться к учебе, Мэнди.
До понедельника было еще очень далеко. Можно на время забыть все страхи.
Я попыталась уговорить маму, чтобы она шла на работу. Я отлично справлюсь одна, обещала я. Даже не стану вылезать из кровати. Ничего со мной не случится. Но она и слушать не стала. Позвонила на работу и сказалась больной.
— Мы с тобой — две прогульщицы, — сказала мама. — Ну, чем займемся? Давай печь. Удивим нашего папу. Сделаем бисквитное печенье с глазурью, шоколадной или кофейной, как скажешь. Потом испечем пирог и еще, если хочешь, пряничных человечков.
Я не могла помочь ей взбивать белки и замешивать тесто — для этого нужна правая рука, — зато я отлично сумела снять со всего пробу.
Когда пирог с печеньем уселись в духовке, распространяя вокруг сладкий аромат свежей выпечки, я оставила маму наедине с грязной посудой и поднялась к себе в комнату за книгой. Не утерпела и выглянула в окно. В саду миссис Уильямс стояла коляска, малыш радостно сучил ножками в воздухе. Но девочки с оранжевыми волосами нигде не было видно.
Все утро я то и дело забегала в свою комнату, чтобы выглянуть в окно. Один раз младенец заплакал, но на крик вышла сама миссис Уильямс. Она не стала укачивать ребенка, а завела коляску в дом. И только перед обедом показалась моя вчерашняя знакомая.
Она шла по дороге, неся два пакета с продуктами. На ней вновь были туфли на высоченных каблуках, и она покачивалась на ходу. Сегодня на ней были леггинсы и футболка с портретом какого-то мужчины, судя по всему, рок-звезды.
В ушах у нее был плеер, и она мотала головой в ритм музыке. Несмотря на каблуки и тяжелые пакеты, она даже ухитрилась сделать несколько па. Я улыбнулась. И тут она задрала голову, глядя прямо на меня.
Я быстро шмыгнула за занавеску, кровь застучала в ушах. Скрипнула калитка, каблуки застучали по садовой дорожке. Я осторожно выглянула и увидела, что она оглядывается на ходу. Девочка заметила меня и помахала рукой. Я машинально дернула правой рукой, болтавшейся на перевязи, спохватилась и замахала левой, чувствуя себя неуклюжей дурочкой. Ее губы задвигались. Сначала я решила, что она напевает в такт музыке, но потом поняла, что она пытается мне что-то сказать.
Я напрягла зрение, стараясь прочитать слова по ее губам. Бесполезно. Я отчаянно замотала головой. Она бросила пакеты на дорожку и принялась делать жесты, будто открывала и закрывала невидимую створку. Я не сразу сообразила, что она просит меня открыть окно. Но шпингалеты на моих окнах тугие, у меня не хватает сил их повернуть. И я снова беспомощно покачала головой.
Она насмешливо вздохнула, приподняв брови, подхватила пакеты и локтем забарабанила в свою дверь. Локоть оказался таким худым и острым, что я удивилась, как ей не больно.
Я провела полдня у окна, надеясь, что девочка появится вновь.
— Что ты изнываешь в одиночестве, Мэнди? — удивилась мама. — Я приготовила чай. Давай попробуем, как получился наш пирог. Ну же, не грусти.
Мама слегка потянула меня за косички. Предполагалось, что я улыбнусь.
Я помотала головой.
— Мам, можно мне сделать стрижку?
— Зачем тебе это, милая? У тебя чудесные волосы.
— Ничего они не чудесные. Мне надоело ходить с длинными волосами. И косички заплетать надоело. Никто уже не носит эти дурацкие косички. Можно мне постричься коротко-коротко, чтобы зачесывать волосы наверх?
— И устроить у себя на голове воронье гнездо, — неодобрительно отозвалась мама, жуя пирог.
— Мам, а у миссис Уильямс есть дети? Свои, не приемные. — Я принялась слизывать пудру с ломтя пирога.
— Слизывать пудру неприлично, Мэнди. Да, кажется, у нее есть взрослая дочь. Она живет в Канаде.
— Тогда это не она.
— Кто — не она?
— Девочка из дома миссис Уильямс. Я видела ее вчера. И сегодня тоже. Она качала коляску и ходила за продуктами.
— Наверное, внучка. Сколько ей лет, как тебе?
— Нет, постарше.
— Ничего, что постарше. Я бы хотела, чтобы ты с кем-нибудь подружилась. Мелани так изменилась.
Я вздрогнула. Мне не хотелось даже думать о том, что ждет меня в школе.
— Вот что, Мэнди. Отнеси-ка ты пирога миссис Уильямс. Нам столько не съесть. Заодно и познакомишься с этой девочкой.
— Ни за что! Не хочу, не пойду, — смутилась я.
