Воинственный и честолюбивый Август II решил вернуть Речи Посполитой захваченную шведами Лифляндию, а при удачном стечении обстоятельств — и Эстляндию. В 1698 г. к Августу приехал лидер оппозиционного шведам лифляндского дворянства Рейнгольд фон Паткуль и предложил план организации союза для борьбы со Швецией. Он писал: «Легче и выгодней склонить к тому два кабинета — московский и датский, равно готовые исторгнуть у Швеции силою оружия то, что она отняла у них при прежних благоприятных обстоятельствах и чем до сих пор незаконно владеет».
Молодого русского царя особенно уговаривать не пришлось. Петр лишь решил ждать заключения мира с Турцией. 8 августа 1700 г. в Москве было получено известие о том, что русский посол Е.И. Украинцев подписал в Константинополе перемирие сроком на 30 лет. На следующий же день, 9 августа, Россия объявила войну Швеции. Так началась великая Северная война.
1 октября 1700 г. скончался, не оставив наследника, испанский король Карл П. Луи XIV решил посадить на испанский престол своего внука Филиппа, герцога Анжуйского. В свою очередь, австрийский император Леопольд I предпочитал видеть испанским королем своего сына Карла. В результате в 1701 г. началась война за испанское наследство. Короля-Солнце поддерживали Бавария и несколько итальянских князьков, а за императора вступились Англия, Голландия, курфюрст Бранденбургский и ряд мелких германских княжеств.
России было абсолютно безразлично, чей сын или внук окажется на испанском престоле. Зато, как показывает история, война в Европе — всегда благо для России. Государства Западной Европы, как правило, выступали против России в любом ее пограничном конфликте, пусть даже за тридевять земель. С русскими медведями хорошо обходятся, лишь когда какой-либо европейской группировке требуется пушечное мясо. Так что любой конфликт в Европе снижает вероятность вмешательства западных держав в наши дела.
Так произошло и на сей раз. Луи XIV ненавидел Россию, но не мог помочь Швеции ничем, кроме выплаты сравнительно небольших субсидий.
После полтавской виктории во Франции ряд придворных стали склонять короля к переориентации политики со Швеции на Россию. Так, министр иностранных дел де Торси в памятной записке Луи XIV отмечал: «Не имеет никакого интереса в настоящий момент дорожить Швецией», — и что самым оптимальным было бы содействовать созданию новой восточной коалиции, в составе России, Польши, Дании и Бранденбурга. В другой записке де Торси, описав тяжелое положение Франции в войне за испанское наследство, писал: «Теперь, когда нас все покидают, господь словно посылает нам помощь в лице царя, который умел применять силу, доныне не известную... Заручившись дружбой Москвы, мы сможем создать достаточно внушительный противовес Австрийскому дому».
Однако упрямый старик все же возобновил 3 апреля 1715 г. союзный договор со Швецией. Мало того, французские дипломаты уговорили султана возобновить войну с Россией.
1 сентября 1715 г. закончилась целая эпоха в истории Франции — умер король-Солнце. Незадолго до этого, в 1711 г., умер сын Луи XIV, дофин Луи, а в следующем году скончался сын дофина и тоже Луи, герцог Бургундский. В итоге на престол вступил правнук (!) короля-Солнца Луи XV, сын герцога Бургундского, которому было всего пять лет. Регентом при малолетнем короле стал его двоюродный дед Филипп, герцог Орлеанский (1614—1723). Через год после смерти прадеда воспитание Луи XV было поручено аббату де Флёри, который приобрел очень сильное влияние на мальчика.
С первых дней регентства Филипп Орлеанский начал зондировать почву для союза с Россией. В качестве посредника он решил использовать Пруссию.
В начале декабря 1716 г. Петр I, находившийся в Амстердаме, получил из Берлина донесение от посла при прусском дворе графа Александра Гавриловича Головкина: «Сказывал Ильген [барон, прусский министр. — А.Ш.], что спрашивал его французский министр граф Ротембург, какую склонность имеет ваше царское величество к Франции, и потом он, Ротембург, свидетельствовал, что дук д'Орлеан (герцог Орлеанский. — Примеч. ред.) охотно желает с вашим царским величеством в доброй дружбе пребыть, на что он, Ильген, ему сказал, что ваше царское величество не не склонен к тому, и Ротембург уже писал об этом к своему двору и думает вскоре получить ответ. Потом Ильген рассуждал, что немалая польза может произойти всему Северному союзу, если Франция в доброе согласие с северными союзниками вступит и не будет помогать общему неприятелю деньгами и другими способами, к чему, по его, Ильгенову мнению, можно Францию склонить».
Петр велел Головкину объявить королю, что он, царь, готов вступить в соглашение с Францией сообща с Пруссией, но надобно, чтобы Франция прямо объявила, что она в пользу новых своих союзников сделать намерена, и обо всем представила бы формальное предложение.
Петр не хотел быть для Франции орудием для достижения целей, не хотел ссориться с австрийским императором, и поэтому Головкин объявил Фридриху Вильгельму: «Если дойдет до заключения союза с Франциею, то не постановлять ничего противного цесарю, дабы свободные руки иметь, потом заключить союз и с цесарем, если интересы России и Пруссии того требуют».
Дипломаты начали переговоры. Но нетерпеливый Петр решил сам ехать в Париж. С одной стороны, он как можно быстрее хотел закончить Северную войну и надеялся на благожелательное к России содействие Франции при заключении мира. А с другой стороны, он преследовал и личные цели. Французский маршал де Тре положительно высказался о возможности женитьбы царевича Алексея на французской принцессе, дочери герцога Орлеанского. Дело в том, что первая жена царевича, София Шарлота Браунгшвейгская умерла в 1715 г. Петр к этому времени твердо решил не передавать престол царевичу, а вместо этого выдать замуж свою дочь Елизавету за самого Луи XV.
Узнав о том, что царь Петр въехал во французские пределы, регент герцог Орлеанский отправил ему навстречу маршала Тесе, который 26 апреля 1716 г. в 9 часов вечера привез его в Париж. Для русского царя приготовили комнаты королевы в Лувре, но Петр остался недоволен и потребовал, чтобы ему отвели квартиру в доме частного лица, и ему отвели отель «Ледигьер» недалеко от арсенала. Однако и теперь царь остался недоволен. Мебель ему показалась слишком великолепной, и царь велел достать из фургона свою походную кровать и поставить ее в гардеробе.
27 апреля, на следующий день после приезда царя, к нему прибыл Филипп Орлеанский. Петр вышел из кабинета, сделал несколько шагов навстречу герцогу и поцеловался с ним. Потом, указав рукой на дверь кабинета, обернулся и вошел первым, а за ним — регент и князь Куракин, служивший переводчиком. В кабинете хозяин и гости сели в кресла, Куракин остался стоять. После получасового разговора Петр встал и, выйдя из кабинета, остановился на том самом месте, где принял регента. Тот сделал ему низкий поклон, на который царь ответил легким кивком.
Несмотря на жгучее любопытство все поскорее осмотреть в знаменитом городе, Петр несколько дней не выходил из дома, дожидаясь королевского визита. 28 апреля он писал Екатерине: «Объявляю вам, что два или три дня принужден в доме быть для визита и прочей церемонии и для того еще ничего не видал здесь; а с завтрее и после завтрее начну все смотреть. А сколько дорогою видели, бедность в людях подлых великая».
