Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
Прочитаешь этакое, и становится понятно: кто умел и хотел писать горькую правду о Великой Отечественной — тот это делал задолго до пришествия Михаила Горбачева с его перестройкой и новым мышлением. Анатолий Иванов умел и хотел. Ну почему ему советская цензура не мешала вот такое писать: «Кошкин усмехнулся:
— У нас ведь так: один бой — и я остаюсь без списочного состава. С остатками — кого пуля или осколок не тронули — отходим на доукомплектовку. Остаток бывает, как правило, чисто символический.
— Да это понятно, — сказал Алейников.
— Освобождаем иногда и таких, которые в бою и царапины не получили, но отличились, проявили отвагу и бесстрашие. Но трибуналы на это идут неохотно».[19]
В повести Кондратьева «Встречи на Сретенке» один из героев попадает в штрафной батальон.
Штрафникам было приказано взять деревню, которую обычные части безуспешно штурмовали два месяца, устилая землю трупами. И тогда один из штрафников предложил командиру штрафного батальона принципиально изменить схему атаки, сославшись на уже имеющийся у него опыт решения похожей задачи: «Мы… решились на такую операцию: к концу ночи вывести батальон на исходные позиции и, пока темно, проползти, сколько удастся, а потом в атаку, причем молча, без всяких «ура» и без перебежек. С ходу пробежать остаток поля, несмотря ни на какой огонь…
— Получилось? — перебил комбат.
— Получилось. И потерь было мало. Немцы очнулись, когда мы были уже на полпути. Бежали быстро, они не успевали менять минометные прицелы. Все поле только бегом! Полагаю, раз такое могли обыкновенные солдаты, то мы — офицерский батальон (выделено мной, — Авт.) — тем более».[20]Как мы видим, у Кондратьева, так же как и в воспоминаниях Пыльцына, штрафбат — офицерский.
Идея полностью себя оправдала, офицерская атака оказалась чрезвычайно удачной: «Немцы выбегали полураздетые, отстреливались, но штрафников уже не остановить — минут через двадцать деревня, за которую положили столько жизней, была взята! Несколько десятков человек в запале боя бросились преследовать немцев уже за деревней, но их остановили. Подоспевший к тому времени станковый пулемет расстреливал бегущих в спину, пока не добежали они до небольшого леска и не скрылись в нем… Все было кончено. Была победа… Потерь в батальоне было немного…»[21]В отличие от авторов «перестроечной» и постперестроечной эпохи Кондратьев прекрасно знал, что в штрафных батальонах отбывали наказание офицеры, а вовсе не уголовники.
Когда читателю этой книги попадется на глаза очередное утверждение о том, что тема штрафбата «пятьдесят лет была под запретом», пусть он вспомнит перечисленные выше произведения советских писателей и поэтов, не знавших о существовании этого запрета.
Глава вторая
Как Варенников войну «просидел в штабе»
Манера упоминавшегося выше сценариста и писателя Эдуарда Володарского дискутировать со своими оппонентами и проявленная при этом военно-историческая «эрудиция» просто поражают. Горе тому, кто фильм «Штрафбат», созданный по его сценарию, не одобрит. Вот, например, несколько лет назад отрицательно отозвался о нем Герой Советского Союза генерал Валентин Иванович Варенников. Ну и получил «ответ» Володарского.
«Противники же фильма — это люди типа генерала Варенникова, всю войну просидевшего в штабе… Всю первую половину войны благодаря таким, как Варенников, простите за грубость, просрали» — заявил Эдуард Володарский в интервью журналистам Татьяне Бедягиной и Кириллу Орлову.
Ну неужели так сложно было Эдуарду Володарскому потратить пять минут и узнать, что родился Валентин Иванович Варенников в 1923 году и что обвинять его в неудачах первой половины войны просто нелепо. Он в 1941 году в военное училище поступил. Курсант в поражениях 1941–1942 годов виноват?
А что, если проверить утверждение Эдуарда Володарского о том, что Валентин Иванович Варенников всю войну просидел в штабе?
Вот как Валентин Варенников вспоминал о своем прибытии на фронт в 1942 году:
«По прибытии в полк со мной на ходу поговорил начальник артиллерии, привел в батарею 120-миллиметровых минометов, представил командиру батареи и ушел. Тот долго меня рассматривал, потом спросил:
— Воевал?
— Нет.
— Я тоже — нет.
Вид у него был болезненный, бросалась в глаза желтизна на щеках Командир приказал ординарцу вызвать сержанта Агапова. Тот оказался полной противоположностью комбату — плотный, краснощекий, лет сорока — сорока пяти, сибиряк Говорил Филимон Агапов медленно, весомо, ходил — не торопясь. Комбат сказал: «Это твой командир взвода… Сейчас он познакомится с личным составом, материальной частью, посмотрит коней, запасы, особенно мины. Нас [135] предупредили — получен боевой приказ». Потом, обращаясь уже ко мне, добавил: «Ты, это самое (у него «это самое» повторялось почти в каждой фразе), приведи себя в полевой вид, а то как на параде»[22]
А вот что с Варенниковым произошло потом: «Утром 16-го стало известно: дивизию передали из 64-й в 62-ю армию, и ночью мы должны переправиться на правый берег».[23]Речь идет о 16 октября 1942 года. А 62-я армия Сталинградского фронта обороняла Сталинград.
Именно туда, со вкусом «отсиживаться в штабах», и отправился Варенников:
«В ночь с 16 на 17 октября на правый берег Волги, в район завода «Баррикады», переправился головной полк. Вместе с ним передовой командный пункт дивизии. А в ночь на 18 октября — основные силы дивизии, в том числе наш 650-й стрелковый полк (командир — майор Печенюк). Первый батальон, с которым действовала моя батарея, переправлялся на нескольких катерах. Вода уже была студеная — один боец сорвался и упал в реку; пока мы его вытаскивали, сами вымокли. Левый берег периодически обстреливался. Катера без ходовых огней двинулись в ночную тьму, а тут — немецкие самолеты. Прожекторы шарили по небу, зенитки, перебивая друг друга, ухали; немцы сбрасывали бомбы в основном по левому берегу, над ним висели осветительные бомбы, «поставленные» немецкими летчиками. Наши зенитки и пулеметы трассирующими очередями стремились сбить их, но это было сложно. Нам казалось, что мы — как на ладони.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
