Бени подскочила, и ее рука молниеносно обрушилась на лицо этой сумасшедшей. Нанесенный удар был силен, нос Терезы залился кровью и испачкал руку Бени, она испугалась того, что натворила.
Едва освободившись от побоев матери, Вивьян отступил в глубь хижины и в спешке натягивал на себя одежду.
Оглушенная ударом, Тереза де Карноэ опустила метлу и тыльной стороной ладони вытерла стекающую кровь. Потом развернулась, и дети видели, как она исчезла на дороге, ведущей вниз, к дому.
Она хорошо отомстила за себя. Для начала она устроила большое представление невообразимого нервного припадка с воплями, рыданиями, зубовным скрежетом и прострацией. Следующие два дня она пролежала в постели с компрессами на носу, успокоительными лекарствами и полным отказом от пищи. И наконец, она схватилась за телефон и вогнала в шок все окрестности. От Ривьер-Нуара до Пунт-д'Эсни, от Суйака до Кап-Малере — все, кто имел хоть какое-то отношение к семейству Карноэ, были оповещены об этой мерзости. Тереза поведала о том, что называла своей голгофой, ее голос в нужных местах прерывался рыданиями, она то многозначительно отмалчивалась, то делала выводы и строила догадки, и эти идеально расставленные интонации рассказали гораздо больше, чем было на самом деле. И конечно же, в ее рассказах Бени предстала как рано созревшая извращенная нимфоманка, которая изнасиловала ее невинного Вивьяна, и, мало того, не получив удовлетворения, это вдвойне опасное животное дико обрушилось на его мать. «Взгляните на мой нос, взгляните на мой глаз».
Этот случай в хижине обеспечил всю немногочисленную белую общину на многие недели вперед излюбленной темой для разговоров; были и комментарии, злобные и не очень — это зависело от личных отношений с Лоиком и Терезой де Карноэ. В городе Керпипе, в супермаркете под названием «Присуник» — в островном «Фошоне», куда приезжает местная знать, чтобы купить привезенный из Франции камамбер, — бегали между прилавками и рассказывали эту историю в подробностях. По необходимости к ней добавляли. По выходным на барбекю в биваках[5]на берегу моря можно было много услышать о семье де Карноэ. Матери запретили своим дочерям отныне посещать эту развратную Бени.
С совершенно особым удовольствием Тереза известила свою невестку Морин о поведении ее дочери. Тут она просчиталась, Морин ограничилась равнодушным ответом: «Правда? Это нехорошо. Мне жаль». Остается только гадать, есть ли на свете хоть что-нибудь, что не оставит ее равнодушной.
Реакция со стороны мадам де Карноэ-матери куда больше потешила злобную Терезу. Правда, сначала старая дама не поняла или не захотела понять, о чем ей рассказывала невестка.
— …вы говорите, что Бени была совершенно голая со своим кузеном?
— Да, мама. В хижине.
— А! В хижине… Но почему они были голые? Им было очень жарко? Они играли в краснокожих?
— Нет, мама, они не играли в краснокожих. Я даже не осмеливаюсь вам сказать, чем они там занимались…
— А, они плохо себя вели… Я знаю, моя маленькая Бени иногда непослушна, да еще на пару с Вивьяном… Я отругаю их. Можете не сомневаться… Скажите, Тереза, эта хижина, о которой вы говорите, не та ли это старая хижина, которую мой муж построил в 27-м году?
— Да, мама. Но…
— Она, должно быть, в плачевном состоянии! Незадолго до смерти Жан-Луи собирался построить на ее месте новую. Балки там совсем изъедены червями… Надо сказать Лоику, чтобы он сломал эту хижину, это слишком опасно для детей. Надо им построить другую, попрочнее…
На другом конце провода Тереза впилась зубами в трубку. Потом она снова заговорила, на этот раз открытым текстом: не стесняясь в выражениях, она объяснила, чем именно Бени и Вивьян занимались в хижине. Во время этого разговора Бени была в гостиной и видела, как ее бабушка сначала покраснела, потом смертельно побледнела и осела в кресло. Она долго слушала и молчала, пока голос доносчицы источал свой яд.
Потом, когда Тереза повесила трубку, мадам де Карноэ повернулась к Бени и дрожащим, проникновенным голосом спросила:
— Ведь это неправда, про тебя и Вивьяна, ведь так?
Бени притихла, но была готова противостоять новой грозе, она кивнула — да, это правда.
— И ты сломала нос своей тете?
— Разбила слегка, — сказала Бени. — Она оскорбила мою мать.
Грозы в «Гермионе» не было. Мадам де Карноэ сумела с собой справиться, хотя до конца не могла в это поверить, она спросила:
— Ну, моя маленькая девочка, и что теперь будем делать?
Лоика де Карноэ сильно раздражала вся эта шумиха. Видя, как его жена по всему острову разносит то, что не должно было выйти за стены дома, он приходил в бешенство. Решительно Тереза с возрастом не становилась лучше. Он мог понять, что эта соплячка Бени унизила ее, превратив ее нос во фруктовое пюре. Но что она такого сделала или сказала, если девочка пошла на такую крайность, один Бог знает. Жаль, конечно, но Лоик прекрасно знал: Тереза способна довести так, что вполне может возникнуть желание подобной агрессии. Он и сам иногда еле сдерживался. Она выматывала нервы, повторяя одно и то же по десять раз. Ее пронзительный голос раздавался по всему дому с самого утра, за сущие пустяки она орала на служанок и шофера. Помешанность на чистоте, как и борьба с микробами, изводила ее, а она изводила всех остальных. Маньячка. Не отдавая себе отчета, она всю жизнь посвятила наведению порядка: на мебели не должно быть ни пылинки, стаканы должны быть прозрачными, вещи — выстиранными, уши детей — чистыми. Она без конца отскребала несуществующие пятна. Служанок она заставляла каждое утро вытрясать из окна подушки и простыни. И сама бралась за это с неутомимым жаром. Она вытряхивала все, к чему прикасалась: салфетки со стола, одежду, шейные платки. Она готова была вытряхивать детей, собаку и самого Лоика, даже когда он, уставший, возвращался домой с работы из Порт-Луи или с прогулок в горах. Это частенько злило его. Случалось, он испытывал особое удовольствие — в ее присутствии нарочно ступить грязными сапогами на ослепительную плитку пола, стряхнуть пепел от сигареты на скатерть, в обуви развалиться на диване в гостиной и с наслаждением наблюдать за выражением ее лица. Но, когда это делал он, она не осмеливалась и рта раскрыть.
Если бы Лоику сказали, что он ее ненавидит, он бы очень удивился. С чувствами у него был полный порядок, и ему ни к чему было их анализировать, особенно в их крайних проявлениях. Любовь, ненависть — это словечки из романов, а он романов никогда не читал.
Однако и бесчувственным он не был. Он плакал, когда принесли тело отца после несчастного случая на охоте. Случалось, его могли растрогать дети. Может, сейчас он и забыл, но ему случалось даже влюбляться. Увлечение французской туристкой, он встретил ее зимой, в отеле Гран-Бэ. Лора. Черноволосая красавица, разведенная, но с ребенком на руках и без гроша в кармане. В его среде на таких не женятся.
