– Люди, Аджуджи.
– Вздор, Ннамди.
Вольф слушал их спор, испытывая жгучий стыд. Ему с детства внушали, что люди, занимающие высокое положение, должны вести себя благородно. Почти невыносимо было слышать из их уст подобные вульгарности, сталкиваться с такими примитивными предрассудками. Внезапно ему стало действительно невыносимо. Повернувшись к стойке спиной, Вольф вышел из зала.
– Мбикана! Вы не должны… – прокричал ему вслед Ннамди.
– Пусть идет, – довольно отозвалась Аджуджи, – а чего вы от него ожидали. В конце концов, он почти один из них.
Что ж, вполне возможно, так оно и было.
Вольф и сам не знал, куда идет, пока ноги не вынесли его к «У Пибоди». Обойдя здание, он нашел заднюю дверь, схватился за ручку, и она неожиданно легко повернулась. На пороге стоял огромный детина в комбинезоне.
– Да? – весьма недружелюбно произнес он.
– Ой, – смутился Вольф. – Меня просила зайти Мэгги Горовиц.
– Слушай, пилигрим, тут таких вот любителей пробраться за сцену навалом. Я пускаю только тех, кого знаю лично. А вот тебя я не знаю.
Вольф пытался придумать подходящий ответ, но безуспешно. Он уже было собрался повернуться и уйти, когда кто-то сказал:
– Дик, впусти его.
Это была Синтия.
– Заходи, – пригласила она скучающим тоном. – Не стой в дверях.
Охранник подвинулся, и Вольф вошел.
– Спасибо.
– Как сказала бы Мэгги, – отозвалась Синтия, – de nada[5]. Ну что, пилигрим, гримерка там.
– Вольф, золотце! – завопила Мэгги. – Как поживаешь, Ас? На шоу успел?
– Нет, я…
– А зря. Я была хороша. Чудо как хороша. Сама Дженис и то не сумела бы лучше. Эй, народ! А давайте сбежим, а? Засядем где-нибудь и запилим буги.
В конце концов компания из двадцати человек оккупировала освещенный газовыми рожками бар, расположенный за пределами электрифицированной зоны. Трое музыкантов, прихватившие с собой инструменты, уломали владельца, и тот разрешил им сыграть. Музыка была тягучей и монотонной. Мэгги улыбалась и кивала в такт.
– Как тебе, Ас? Здорово, ну? Мы называем это мертвой музыкой.
– Хорошее название, – покачал головой Вольф.
– Народ, слышали? У нас тут Вольф пошутить изволил. Золотце, для тебя еще не все потеряно. – Она вздохнула. – Не пробирает? Это печально, дорогуша. В те времена играли хорошую музыку, настоящую. А мы – лишь эхо, так-то вот. Играем их старые песни, только и всего. Наши-то и петь не стоит.
– Так вы поэтому участвуете в шоу? – спросил Вольф, которому было страшно любопытно.
– Нет, черт тебя дери, – засмеялась Мэгги. – Я ввязалась, потому что это мой шанс. На меня вышел Ди Стефано…
– Ди Стефано? Начальник?
– Ну, кто-то из его ребят. У них уже все было на мази, не хватало только Дженис. Ну вот они и запустили компьютерный поиск, и выскочило мое имя. Денег предложили. Месяца два ковыряли меня в Хопкинсе. И пожалуйста – вот она я. На пути к славе. – Последнюю фразу она громко пропела, словно потешаясь над собой.
– А зачем вам пришлось связываться с университетом Хопкинса?
– Ты ж не думаешь, что я такой уродилась? Им пришлось все лицо мне перекроить. И голос тоже, благослови их Бог. Сделали его ниже, расширили диапазон, усилили, чтоб высокие ноты держать.
– Не говоря уж о мозговых имплантатах, – добавила Синтия.
– Да-да, имплантаты, чтобы я болтала по-блюзовому и не выпадала из роли. Но этих немного совсем поставили.
Вольф поразился. Он, конечно, знал, что в университете Хопкинса работают отличные специалисты, но чтобы настолько!
– Но какая им с этого выгода?
– Довести меня до ручки, золотце. Не спрашиваю, не знаю и знать не хочу. Вот мой девиз.
– Правительство взялось за социальную инженерию, – встрял бледный длинноволосый парень, сидевший неподалеку. – Вот и мутят что-то странное, а почему – никто не знает. Вопросы им задавать – себе дороже.
– Послушай-ка, Хоук, вернуть Дженис к жизни – вовсе и не странная, а очень даже прекрасная идея, – возразила Мэгги. – Вот бы они и правда ее оживили. Сели бы мы рядышком. Я бы с этой дамой побеседовала по душам.
– Да вы бы глаза друг дружке повыцарапали, – заявила Синтия.
– С чего вдруг?
– Ни ты, ни она добровольно не уступили бы сцену.
– Правда, что ли? – захихикала Мэгги. – Все равно я бы с ней потрепалась. Настоящая звезда, улавливаешь? Не какая-то гребаная подделка, как я.
– А ты, Вольф? – спросил внезапно Хоук. – Куда тебя дальше ведет дорога пилигрима? Послезавтра мы отправляемся в турне. Какие у тебя планы?
– Да, в общем-то, никаких, – отозвался Вольф и рассказал им про свою ситуацию. – Наверное, останусь в Балтиморе, пока не придет пора отправляться на север. Может, съезжу куда-нибудь ненадолго.
– А с нами не хочешь? Будет одна сплошная вечеринка. И через месяц, даже меньше, доберемся до Бостона. Там заканчивается турне.
– Прекрасная мысль, – скривилась Синтия. – Не хватало нам только еще одного белоручки в поезде.
– А что тут плохого? – рассердилась Мэгги.
– Ничего плохого. Просто идея глупая.
– А мне нравится. Ты как, Ас? Поедешь кататься?
– Я… – Вольф запнулся – а почему, собственно, нет? – Да. Я бы с радостью.
– Хорошо. – Мэгги повернулась к Синтии. – А ты, дорогуша, просто ревнуешь.
– О господи, только опять не начинай.
– Ладно, не переживай. Тебе не к лицу. Эй, смотрите, какое там дарование сидит!
– Мэгги, этому самому, как ты его называешь, дарованию еще и восемнадцати нет.
– Зато милашка, – протянула Мэгги, мечтательно глядя на парнишку. – Такой милашка, ну?
За следующие несколько дней Вольф уладил все свои дела и раздобыл аккредитивные письма. Утром в день отъезда он поднялся спозаранку и отправился на Балтиморский вокзал. После короткой беседы охранники пропустили его в огороженное стеной депо.
Там стоял громоздкий паровоз с прицепленными к нему отреставрированными вагонами. На последнем было старинными психоделическими буквами выведено «Pearl»[6].
– Эй, Вольф! Иди-ка сюда – полюбуйся на нашу детку, – закричал кто-то с дальнего конца поезда, махая ему рукой.
Мэгги.
– Ну, как тебе?
Вольф пытался придумать какой-нибудь вежливый ответ.
