Внезапно словно из ниоткуда зазвучала музыка, и девица затянула:
– Стара-а-айся, ста-а-арайся получше…
Пела она неожиданно хорошо. Ничего подобного Вольф раньше не слышал, но тут же проникся музыкой, почти интуитивно. Это была универсальная песня, понятная всем.
Каплан впился пальцами ему в локоть и зашептал прямо в ухо:
– Видите? Видите?
Вольф нетерпеливо стряхнул его руку – он хотел послушать.
Концерт длился целую вечность, но закончился до невозможности быстро. Взмокший Вольф чувствовал себя совершенно опустошенным. Женщина на сцене словно излучала энергию – танцевала и вышагивала с важным видом, в ее песнях звучала почти нечеловеческая мощь. Вольф не слышал оригинальную Дженис Джоплин, но был уверен: копия идеальна. Это чувствовалось.
Зрители были от нее без ума. Трижды певицу вызывали на бис. В четвертый раз она вышла и, тяжело дыша, прохрипела в микрофон:
– Любимые вы мои, я вас обожаю. Правда обожаю. Но больше не могу. Не могу – и все тут.
Послав слушателям воздушный поцелуй, она ушла со сцены.
Все, и Вольф в том числе, аплодировали стоя. Ему на плечо опустилась чья-то рука, и он раздраженно обернулся.
– Пошли, – сказал раскрасневшийся Каплан и потянул Вольфа прочь от беснующейся толпы – за сцену в маленькую гримерку; туда набилась куча народу, и дверь стояла приоткрытой.
Певица с растрепанными мокрыми волосами смеялась и размахивала руками, в одной из которых была зажата бутылка, явно старинная, с этикеткой «Саузерн комфорт». В ней плескалась какая-то янтарная жидкость.
– Дженис, позвольте вам представить… – начал было Каплан.
– Мэгги, – весело прощебетала она, – Мэгги Горовиц. Я тебе не какая-нибудь там дохлая блюзовая певичка. И не смей об этом забывать.
– Мэгги, это ваш поклонник. Из Африки, – кивнул на Вольфа Каплан.
Мбикана нерешительно выступил вперед, смущенно улыбаясь людям, которым пришлось при этом потесниться.
– Опа! – удивилась Мэгги и глотнула прямо из бутылки. – Будем знакомы, Ас. Что-то ты для африканца светловат.
– Народ моей матери ведет свой род от немецких поселенцев.
Его и отправили сюда еще и поэтому: светлокожего представителя обидчивые американцы восприняли бы лучше. Но об этом Вольф говорить не стал.
– Как тебя величать, Ас?
– Вольф.
– Вольф! – радостно воскликнула Мэгги. – Волчок. Да, золотце, ты похож на сердцееда. Мне бы поостеречься, да? Вскружишь голову и лишишь невинности бедную девушку? – Она подтолкнула его локтем. – Шучу, Ас.
Вольф поражался этой женщине: она была в десятки раз более живой, чем ее соотечественники. По сравнению с ней остальные американцы казались ходячими мертвецами. А еще Вольф ее немножечко боялся.
– Как тебе мои песенки?
– Превосходно. Это было… – Он замолк, не в силах подобрать слова. – В моей стране музыка тише и совсем не такая эмоциональная.
– Ага. Ну, я-то думаю, что пела просто офигительно, Ас. Я в прекрасной форме, лучше не бывало. Каплан, скажи им там, в Хопкинсе. Скажи, я стою вбуханных в меня денег.
– Конечно, – согласился Каплан.
– Будь я проклята. Слушайте, да здесь же как в мертвецкой! Прочь из этой каморки. Вперед! По барам! Устроим вечеринку.
Она вытолкала их из гримерки, по коридору, на улицу, и маленькая шумная толпа отправилась на поиски бара.
– В той стороне есть один, через квартал, – сказала Мэгги. – Айда. Ас, познакомься с Синтией. Греховодница Синтия, Вольф. Мы с ней как сиамские близнецы. Не раз с одним и тем же дарованием прыгали в постель. Да? – проворковала она и ухватила Синтию за зад.
– Мэгги, заканчивай, – улыбнулась та.
Синтия была высокой, стройной и очень красивой.
– Эй, да в этом городишке все, что ли, поперемерли? – Последнее слово Мэгги выкрикнула во все горло, а потом приложила палец к губам, чтобы все услышали эхо. – Ну вот и он.
Она махнула рукой, и все завалились в первый бар.
После третьего Вольф сбился со счета. В какой-то момент он распрощался с честнóй компанией и нетвердым шагом отправился в гостиницу. Последнее, что он помнил, – Мэгги кричала ему вслед:
– Эй, Ас, ну не порти веселье. Ладно, черт тебя дери, завтра только не забудь прийти.
Почти весь день Вольф провалялся в кровати у себя в комнате – пил воду и дремал. Вечером жара начала потихонечку спадать, и похмелье почти прошло. Он вспомнил о полушутливом приглашении Мэгги, но отмел эту идею и вместо концерта отправился в клуб.
В окнах «Ухуру» ярко горел свет, и потому клуб напоминал маяк, возвышающийся посреди темного города. Его завсегдатаи были чиновниками африканской дипломатической службы, а еще сюда в поисках вежливых собеседников захаживали немногочисленные представители торговых компаний (такие, как сам Вольф), которых угнетали ограниченные американские нравы. Клуб де-факто не подчинялся местным законам, ограничивающим использование энергии.
– Мбикана! Сюда, друг мой, позвольте вас угостить, – помахал ему рукой сидящий у стойки консул Ннамди.
Вольф послушно подошел. Как всегда, в «Ухуру» он чувствовал себя белой вороной – из-за цвета кожи. Даже слуги-американцы были здесь темнокожими, в силу то ли уважения, то ли, наоборот, пренебрежения, выказываемого местными властями.
– Говорят, вы весь день провели взаперти с начальником.
Ннамди пил джин с тоником. Вольф этот напиток терпеть не мог, но именно его обычно предпочитали чиновники.
– Мы жаждем грязных подробностей.
Вокруг стали собираться другие завсегдатаи: дипломатическая служба жила слухами. Вольф пересказал им сокращенную версию своих злоключений, и Ннамди зааплодировал:
– Целый день с Паучьим Царем, а вы умудрились сберечь свои яйца. Успешное начало карьеры, друг мой.
– Паучий Царь?
– Вас, конечно же, проинформировали о местной системе автономных регионов и рассказали о том, как страну поделили на части, когда невозможно стало управлять ею централизованно? В этих краях, мой мальчик, нет власти превыше Ди Стефано.
– Бостон, – фыркнула Аджуджи (как и большинство экспатов, она была законченной неудачницей; но, в отличие от этого самого большинства, не умела скрывать это от самой себя). – От подобных дикарей иного ждать нелепо.
– Аджуджи, этих людей вряд ли можно назвать дикарями, – спокойно поправил ее Ннамди. – Вспомните, еще до Катастрофы они отправили человека на Луну.
– Технологии! Всего-навсего голые технологии, точь-в-точь как те, что и уничтожили всех нас. Хотите составить представление о людях – взгляните, как они живут. Эти янки… – она с отвращением выплюнула последнее слово, – купаются в грязи. Грязные улицы, грязные города. В грязи измазаны даже те, кто не изуродован от рождения. И ребенка можно научить убирать за собой. И кто же они после этого?
