Пораженная, Джессика запнулась и умолкла. Едва она проговорила последние слова, как в глазах Дэниела появилось такое жалкое, затравленное выражение, что она оторопела. Что с ним такое? Она почувствовала, что он пытается высвободить свои руки. В его взгляде была какая-то неловкость. Он явно что-то хотел сказать, но боялся. Однако это почти неуловимое жалкое выражение исчезло из его глаз довольно быстро. Легонько потрепав Джессику по плечу, он спокойно сказал:
– Знаю, моя хорошая. И кроме тебя, мне никто не нужен. Только пообещай, – он пристально взглянул на нее, словно чего-то опасаясь, – что выйдешь за меня замуж сегодня же и всегда будешь счастлива так, как сейчас.
Ну как Джессика могла ему отказать? К отцу она больше не вернется. Ведь он грозится увезти ее от Дэниела и от того счастья, которое он ей предлагает. Сейчас у нее единственный шанс выйти замуж за человека, который ее любит, и, если она его упустит, другого такого не будет. Нет, она не может этого допустить!
Глава 2
Большую часть года ранчо «Три холма», расположенное в одном из красивейших уголков Техаса – а, следовательно, и всего мира, – жило размеренной, неспешной жизнью, подчиняясь раз и навсегда заведенному порядку, нарушить который не позволялось ни одному из его обитателей.
Длинный невысокий особняк, приютившийся у подножия одного из трех холмов, за что и получил свое название, стоял в окружении величавых сосен, тенистых тополиных рощ и лугов, покрытых шелковистой травой. Легкий ветерок трепал висевшие на его окнах кружевные занавески. Просторные комнаты в хорошую погоду были залиты ярким солнечным светом, в плохую же в них царил прохладный полумрак. Старый садовник ухаживал за яркими цинниями и бегониями, растущими перед домом и составлявшими предмет гордости и радости покойной мисс Элизабет. В самом доме слуги под недремлющим оком Марии Дельгадес неторопливо и ненавязчиво выполняли свои обязанности по созданию братьям Филдинг максимального уюта и комфорта.
Земли, принадлежавшие братьям, занимали площадь, чуть большую, чем штат Род-Айленд. В какую сторону ни взгляни, всюду, насколько хватало глаз, простирались луга, покрытые сочной травой, на которых паслись тучные стада. За ними присматривали работники. Жизнь в «Трех холмах» текла неторопливо и без каких-либо потрясений. Но три раза в год – на Рождество, весной, во время клеймения скота, и летом, на барбекю, которое устраивалось ежегодно в честь дня рождения Дэниела Филдинга, – тихая, размеренная жизнь ранчо сменялась суматохой. Так было и на этот раз.
На лужайке на двух огромных вертелах уже с полуночи медленно крутились теленок и барашек, и воздух был напоен неповторимым ароматом жареного мяса и тлеющего орешника. В огромных котлах аппетитно булькал густой соус, а из кухни доносились запахи свежеиспеченного хлеба и пряного чили. Длинные столы, покрытые белоснежными скатертями, устанавливались прямо на лужайке, и лучи утреннего солнышка, пробиваясь сквозь листья деревьев, создавали на столешницах причудливый орнамент.
С самого раннего утра работники ранчо начали прихорашиваться: аккуратно причесывались, чистили башмаки, доставали из сундуков самую лучшую одежду. Весь огромный дом – даже самые его укромные уголки – блестел чистотой. Из дома вынесли пианино. Танцы должны были начаться вечером. Слуги заканчивали последние приготовления. Сегодня, первого июля, Дэниелу Филдингу исполнялось тридцать пять лет – событие грандиозное, стоящее того, чтобы как следует его отметить.
Джессике еще не доводилось бывать на ранчо, и, когда они с Дэниелом подъехали на лошади к дому, он настолько поразил ее воображение богатством и великолепием, что ей показалось, будто все это сон. То, что она скоро станет хозяйкой этого огромного поместья, у нее в голове не укладывалось.
Подготовка к барбекю была в самом разгаре. Слуги сновали взад и вперед. Одни расставляли на столах яркую фарфоровую посуду, раскладывали столовое серебро, другие выносили огромные чаши с пуншем, волокли бочонки со льдом, доставленные ценой огромных усилий с гор. К каждому дереву были подставлены лестницы, взгромоздившись на которые, слуги вешали на ветви бумажные фонарики, отчаянно споря друг с другом по поводу того, как это лучше сделать. Царившая вокруг суматоха, буйство красок, острота разнообразных запахов подействовали на Джессику ошеломляюще. Она была потрясена увиденным до глубины души. Однако Дэниел, целиком занятый собственными проблемами, не заметил, в каком состоянии находится его невеста.
Он помог ей спешиться и, вручив поводья молодому босоногому слуге, который, прежде чем приступить к своим обязанностям, бросил на Джессику восхищенный взгляд, схватил ее за руку и потащил за собой к широкой лестнице, ведущей в особняк. Джессике, чтобы не отстать, пришлось припустить за ним бегом.
– Мы не можем позволить себе ждать, Джессика, – проговорил Дэниел, взглянув на свою невесту сияющими глазами. – На вечеринку приглашен судья Уотерс, и он вполне может нас поженить. Ты не возражаешь, Джессика, против гражданской церемонии? Я понимаю, как важно для тебя венчание, но сейчас священник в отъезде. Ты только не волнуйся. В конце месяца он вернется, и мы обвенчаемся в церкви как положено, по всем правилам.
Джессика, пережившая за столь короткое время такие бурные события, просто была не в состоянии возражать.
– Ну что ты, Дэниел! Какое это имеет значение? Ведь мы с тобой будем мужем и женой, – тихонько проговорила она, глядя на него сияющими глазами.
Взглянув на ее лицо, такое невинное и радостное, Дэниел почувствовал укол совести. Она имеет право знать. Настало время сказать ей. Да, но, если сделать это сейчас, он может ее потерять. И Дэниел решил еще немного подождать.
– Ты мне очень нужна, Джессика, – лишь проговорил он. – Ты сделала меня самым счастливым человеком на свете.
Ласково коснувшись ее шелковистых волос, он быстро отдернул руку, обнял Джессику за талию и провел сквозь широкую дверь в дом.
– Мария! Мария! Где ты? – громко закричал он. Стоя в прохладном холле, Джессика быстро огляделась по сторонам. Увиденное привело ее в восторг. Обстановка не отличалась нарочитой роскошью, однако во всем ощущались строгий порядок, основательность и прочность. Джессика вдруг поняла, что в этом доме всегда рады гостям.
Стены холла были обшиты сосновыми панелями теплого желтого цвета, а темный пол казался настолько блестящим, что в нем как в зеркале отражалось желтое платье Джессики. Воздух был насыщен запахом соснового масла и воска. По левую руку от Джессики стоял красивый резной столик орехового дерева, а на нем лампа с плафоном из тончайшего фарфора с искусно выписанным лесным озером. Справа тщательно отполированная деревянная лестница вела на второй этаж. Солнечный свет проникал в холл через два огромных окна, затянутых белыми кружевными занавесками. Джессика инстинктивно почувствовала, что этот дом был нежно любим какой-то женщиной. Что ж, она, вне всякого сомнения, тоже будет любить его.
