– Мэм, я научусь звать вас как захотите, только продолжайте печь такие пироги.
– Еще раз назовете меня Мэм – будете обедать в доме для работников.
Тринити посмотрел на Викторию несколько глуповатым взглядом.
– Я постараюсь, но вы должны простить мне, если я иногда забудусь. Понимаете ли, мой папаша придерживался суровых правил и порол меня, если я не называл каждую встреченную женщину «мэм».
Чертики, плясавшие в глазах Тринити, сказали Виктории, что не стоит принимать его слова всерьез.
– Вам следует постараться. Несколько пропущенных трапез очень поспособствуют остроте вашей памяти.
– Она всегда такая жестокая? – обратился Тринити к Гранту.
– Очень решительная, – кивнул Грант, и в глазах его засверкали ответные огоньки. – Думаю, вам лучше подчиниться ее приказу. Неплохо было бы вам пару дней не удаляться от дома. У нас слишком мало людей, чтобы отозвать их с гор, а Баку и мне придется далеко отъезжать в ближайшие несколько дней.
– Виктории совсем не нужно, чтобы рядом с ней болтался кто-то вроде него, – запротестовал Бак.
– Мне не нравится оставлять ее надолго одну, – объяснил Грант Тринити.
– У нее есть Рамон и Анита.
– Они мало чем смогут помочь, если что случится.
– Неприятностей у нас не было три года. Не понимаю, почему они должны случиться в ближайшие два дня.
– Это еще даст ему шанс получше узнать местность, – добродушно продолжал Грант, не обращая внимания на настойчивое недовольство Бака. – Ты не станешь возражать, Виктория?
– Нет, если я смогу продолжать обследовать окрестности, – отозвалась она.
– Приказывай ему что захочешь. Ты согласен? – посмотрел Грант на Тринити.
– Любоваться хорошенькой женщиной всегда приятнее, чем гоняться за коровами.
– Ты не слишком-то... – начал Бак.
– Он всего лишь дразнит тебя, Бак, – прервала его Виктория. – Неужели ты этого не видишь?
– Я вижу неизвестного ковбоя, который влез к вам в доверие.
– Я же сказал, что меня зовут Тринити...
– Это ты так говоришь, – сердито откликнулся Бак. – А может, тебя вовсе зовут Билли или Малыш... Кто тебя знает.
– Он на шесть дюймов ниже меня, – уточнил Тринити. – И кроме того, начал толстеть.
– Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду! – яростно взревел Бак.
– Мы все это поняли, – поспешно произнес Грант. – Но я доверяю Тринити. Мне он понравился. И я буду чувствовать себя спокойнее, зная, что он с Викторией.
Напряжение в комнате стало просто ощутимым. Тринити видел, что Бак едва сдерживается.
На данный момент этого было достаточно. Он поднялся из-за стола:
– Спасибо за пирог, мисс Виктория. Не помню, когда ел что-нибудь вкуснее.
– Хотите второй кусок? – спросила Виктория. Напряжение сошло с ее лица.
– Я сберегу его на завтра. Это помешает мне заблудиться.
– Если вы не заблудились на пути из Техаса в Аризону, сомневаюсь, что вы потеряетесь между большим домом и домом для работников.
Тринити весело ухмыльнулся:
– Тем более что Бак присмотрит за мной.
– Я не слишком бы на это рассчитывала. Судя по тому, какие взгляды он на вас кидает, он скорее заведет вас в горы.
– Он просто пока тебе не доверяет, – настойчиво повторил Грант.
– Это я могу понять, – кивнул Тринити. – Но он ведь наверняка понимает, что я сделаю все, чтобы защитить мисс Викторию.
– Посмотрим, – недружелюбно пробурчал Бак, все еще кипя. – Пойдем, устрою тебя на житье.
Они добрались до дома для работников, и Бак сказал:
– Давай поговорим напрямую. Я тебе не доверяю, и ты мне не нравишься. Не знаю почему, но это так. А я всегда следую своему инстинкту.
– Да я и не возражаю, – откликнулся Тринити, забрасывая свои вещи на ближайшую койку. – Я и сам такой.
– Что ж, пусть твои инстинкты не дадут тебе крутиться вокруг Виктории. Она выйдет замуж за меня, и я не позволю никому приставать к моей женщине.
Тринити пристально посмотрел ему в глаза:
– Вообразить не могу, чтобы Виктория была чьей-то женщиной, даже если бы она хотела быть его женой.
– А мне все равно, что ты там себе воображаешь. Ты здесь не задержишься настолько, чтобы это имело какое-то значение.
– Почему ты так полагаешь? Это вроде бы хорошее место.
Лицо Бака помрачнело.
– Ты сказал, что двинешься дальше, как только немного подкормишься.
– Сначала я так и думал, – произнес Тринити, вытягиваясь на койке. На лице его блуждала ухмылка, явно рассчитанная на то, чтобы раздразнить Бака. Мягкий матрас, покрывавший доски, делал постель гораздо удобнее, чем ожидал Тринити, и он позволил своему телу расслабиться. После ночлегов на камнях и твердой земле эта койка показалась ему достойной лучшего отеля Сан-Франциско. – Вообще-то я никогда не остаюсь долго на одном месте, но думаю, что мне здесь понравится.
– Послушай-ка... – начал Бак.
Однако закончить фразу он не успел. Тринити сорвался с койки, как распрямившаяся пружина. Прежде чем Бак успел сообразить, что происходит, он оказался нос к носу с совсем другим человеком, вовсе не с добродушным и общительным чужаком, который за секунду до этого улегся отдохнуть.
– А теперь послушай-ка меня. – Тринити говорил мягко, но тело его напряглось и глаза потемнели. – Я не терплю, когда мне угрожают. Можешь не любить меня сколько хочешь – мне и самому ты не слишком нравишься, – но угрожать я не позволю. Я выполню любую работу, которую ты мне поручишь, и переделаю ее, если с первого раза что-то выйдет не так. Но станешь меня травить, и я наброшусь на тебя, как койот на кролика. Понял?
– Понял, понял, – сказал Бак с таким видом, словно слышал подобные слова не в первый раз и они его не впечатлили. Тем не менее он отступил, как бы молчаливо признавая, что перешел некую грань. – Только имей в виду, что я буду следить за каждым твоим шагом. Мистер Дэвидж может предоставить тебе работу, но ты будешь работать под моим началом, чтобы ее сохранить.
– Означает ли это, что ты изменяешь приказ на завтра? – осведомился Тринити, и в глазах его сверкнул вызов.
– Мистер Дэвидж здесь хозяин. Если он приказывает тебе охранять Викторию, значит, это ты и будешь делать. Хотя я предпочел бы, чтобы он выбрал для этого кого-то, кому можно доверять.
– Ты собираешься нанять еще работников?
– Нет. Я предпочитаю заставлять всех работать до изнеможения. Чтобы не получилось, как с тем человеком, которого мы наняли несколько лет тому назад. Чуть не оказалось слишком поздно.
