— А, ты жив!
Эрик открыл свой «Вольво XC60» и заметил штрафную квитанцию на стекле.
— А почему бы и нет? Или ты знаешь что-то, чего не знаю я?
От фыркающего смеха Йенса в маленьком динамике раздался треск.
— Ну, одна птица, правильнее сказать, один орел, один прекрасный орлан шепнул мне на ухо.
Эрик застонал и выехал на Дроттнинг-Кристинас-вэг.
— Ты разговаривал с Ханной.
Йенс откашлялся.
— Я разговаривал с Ханной. Боже мой, Эрик. После этого диалога я подумал, не спуститься ли мне к шефу редакции и не попросить ли переделать вечерний заголовок: «Профессор Технологического института живет под угрозой расправы».
Эрик покачал головой и сморщился от боли из-за царапин на спине. Движение на Вальхаллавэген было плотным.
— Что она сказала?
— Не думай, что я делюсь с ней всей ерундой, которую ты болтаешь. Я хочу, чтобы вы оба мне доверяли. Но она была расстроена. Говорит, что ты пытаешься заставить ее забеременеть. И все только ради того, чтобы сделать ее заложницей брака, который уже давно должен был оказаться в унитазе.
— Она сказала «в унитазе»?
— Нет. Но ты же понимаешь. Чем ты вообще занимаешься?
Эрик разозлился. Что Йенс знает о том, что происходит? Как лучшему другу ему стоило бы поддержать Эрика, а не читать нотации. Этого и дома хватает. Йенс дружит и с Ханной тоже, но прежде всего он мужчина. Мужчины должны поддерживать друг друга.
Йенсу все казалось легким и простым. Он высоко парил над полем боя и был волен поддаться ветру любого направления. На таком расстоянии все конфликты кажутся незначительными и абстрактными. Но сейчас на кону стояла настоящая преданность, и поэтому он должен, черт возьми, выбрать сторону. Голос Йенса раздался откуда-то сверху, с облаков:
— Дружище, ты тут?
— Йенс, ситуация сложнее, чем ты думаешь. Ты ведешь холостяцкую жизнь в мире вечерней прессы. Всегда ориентируешься на поверхностные истории с красноречивыми заголовками из «Афтонбладет».[9]Мы сейчас говорим о моей жизни. О реальных чувствах, далеких от списка лучших грудей Швеции.
— Ой-ой. Тут ты переборщил.
Эрик и сам жалел о сказанном.
— Ты же знаешь, что я не это имел в виду. Я просто чертовски устал от всего. Я всегда знал наверняка, в каком направлении двигаюсь, а теперь стрелка компаса крутится без остановки. На меня давят на работе. Я не справляюсь с Ханной. Мы в некоторой степени потеряли друг друга. Один день все хорошо, на другой начинается война. Наверное, я потерял сам себя.
Какое-то время Йенс молчал.
— Это все из-за вращения стрелки твоего компаса. Ты потерял контакт с Северным полюсом. Со своим магнитным полем.
— Да она всегда Северный полюс. Минус сто градусов.
— Эрик, ты знаешь, что с тем же успехом она может быть горячей, как… как острый перчик.
— Перчик чили.
— Полюс или нет, Ханна всегда была твоим стабилизатором. А теперь она так же устала и растерялась, как и ты. Может, вам взять паузу? Немного отдохнуть друг от друга. Ведь компас работает вне зависимости от расстояния до полюса.
Красный свет. Эрик наклонил голову к рулю.
— Наверное, ты прав. Но расстояние меня пугает. Одна мысль о том, что я не буду спать рядом с ней. Видеть ее каждый день. Несмотря на то, что чаще всего мы ругаемся. Это придает хоть какой-то интерес. И у нас по-прежнему бывают прекрасные минуты между выяснениями отношений. Если мы увеличим расстояние, то, возможно, потеряем то немногое, что осталось. Может быть, мы не найдем дорогу назад.
В трубке заклокотало. Йенс пил кофе.
— Кто знает? Но своими нынешними действиями вы только усугубляете положение. Не ожидал, что ты будешь смотреть на ссоры как на что-то хорошее. Вы сжигаете мосты. Может, лучше создать между вами воздушную подушку? Временную воздушную подушку.
Эрик пристально смотрел на черный резиновый коврик внизу.
— Йенс, давай увидимся завтра? Мне нужно, чтобы меня кто-то выслушал.
— Конечно. Договорились. Устроим длинный ланч.
Все ланчи Йенса были длинными.
— Завтра утром у меня непростая встреча с инвесторами. Точно не знаю, когда освобожусь. Но потом…
— Я забронирую места. В час в «Ричи».[10]Подожду тебя. Кстати, позвони Ханне.
Разговор прервался. Эрик продолжал сидеть, уткнувшись лбом в теплый кожаный руль.
Ханна была полной его противоположностью. Он — чистокровный швед. Она — еврейка с кровями всех национальностей Европы в жилах. Он зауряден, она красива. Он замкнут и не может сконцентрироваться на чем-то одном. Она внимательна, двигатель общения, не имеющий равных. Она знала всех и вся. Каждые выходные они ходили на официальные ужины и обеды. Всегда по ее инициативе, с расписанным по минутам графиком. То же и с отпусками — Ханна бронировала и планировала их от начала и до конца. Эрик чаще всего просто следовал за ней, не проявляя инициативы. По крайней мере, на это Ханна обычно жаловалась, когда они ругались.
Познакомились будущие супруги в Технологическом институте, когда учились на бакалавров. Сегодня Ханна работала директором отдела информационных технологий в шведском подразделении ЦБИ — Центрального Банка Израиля. Она также состояла в Еврейском обществе и была председателем клуба друзей в Технологическом институте. Ее календарь всегда был забит делами. Где она сейчас? Скорее всего, в банке. Эрик тянул со звонком. Водитель стоящей сзади машины рассерженно засигналил. Зеленый давно загорелся и уже практически вновь сменился на красный. Эрик надавил на газ и успел проехать. Злой водитель остался на месте.
«Здравствуйте. Это Ханна Шульц Сёдерквист, ЦБИ. Оставьте дружелюбное сообщение, и я вам обязательно перезвоню».
Эрик нажал «отбой».
* * *
Тебриз, Иран
Сегодняшняя деловая встреча ничем не отличалась от других. На ней присутствовали четверо мужчин — они сидели по двое с каждой стороны длинного светло-серого переговорного стола. Их объединял деловой стиль одежды. На двоих, сидевших ближе к дверям, были надеты арабские робы, длинные белые рубашки и куфии, традиционные мусульманские головные платки. Перед собравшимися стояли чашки с кофе и чаем, кувшины с водой и вишневым соком, большое блюдо с фруктами и два кальяна. По столу были хаотично разбросаны документы, а на одном его конце лежал ноутбук. Пахло лосьоном после бритья и кофе. Сквозь большие окна ярко светило солнце. Далеко внизу простирался парк Эль-Голи, а на заднем плане — звенящие от жары крыши Тебриза и сеть дорог. Кондиционер работал на полную мощность и наполнял помещение прохладой.
