— Он что, даже любовниц не заводил?
— Отчего же. Николас никогда не был затворником. Просто он не подпускал любовниц к воспитанию сына, да и вообще к своей семейной жизни. Я ведь работаю с ним уже… да… тринадцать лет, я все про него знаю. Его семья — это сын, сестра и ее муж. Они очень дружны с мужем сестры: раньше вместе ездили зимой на горнолыжные курорты, а теперь, когда возраст уже не тот, вместе ездят на рыбалку. Но сын, конечно, на первом месте. Я бы сказала, он на пьедестале. Спору нет: мальчик красивый, одаренный, отрада для родительского сердца. Но, на мой взгляд, Николас его избаловал.
— Сколько мальчику лет?
— Двадцать два или двадцать три. Он ведь снимается в кино, ты знаешь? По словам Николаса, он сейчас начал стремительно раскручиваться и, возможно, скоро до него доберутся голливудские продюсеры. Мне кажется Николас этого боится, хотя с другой стороны и счастлив, что карьера сына складывается так удачно. Просто, ему хочется, почаще видеть своего единственного ребенка. И сколько бы он ни изображал строгого, выдержанного отца, на самом деле готов в лепешку расшибиться ради мальчишки.
— Да… Слушая тебя, я вспомнила одну старую забавную пьеску. Герой решил сделать своеобразный подарок сыну на восемнадцатилетие и повел его в бордель. Когда мадам сообщила папаше расценки, он пришел в ужас и начал объяснять, что не сам намерен развлекаться, а привел своего любимого маленького сыночка. Мадам ответила гениальной фразой: «В нашем заведении не предусмотрены детские скидки!»
Марша смеялась очень оригинально: сначала она сняла очки, потом захохотала и, только успокоившись, вновь напялила, очки на нос.
— Действительно смешно. И чем все кончилось?
— Папаша сказал: «Будет лучше, если я сделаю ему другой подарок» — и купил сыну зонт… А сколько лет самому Николасу?
— В ноябре исполнится пятьдесят три.
— Ясно… А сейчас у него имеется какая-нибудь пассия?
Полин очень постаралась, чтобы ее интонация не изменилась, и последний вопрос прозвучал максимально естественно в ряду других вопросов. К счастью, Марша, увлеченная вторым куском пирога, не уловила нервозной заинтересованности Полин.
— Кажется, нет. У него был один вялотекущий роман, который прервался только год назад. А продолжался лет шесть.
— Неужели так долго?
— Да. Она работала у нас менеджером по закупкам. Такая… ничего особенного, даже страшненькая. Худышка с кривыми ногами.
«Уж кто бы говорил о красоте, — мысленно прокомментировала Полин. — Однако ты, Марша, тоже, оказывается, добрая».
— …Она даже развелась с мужем из-за Николаса. Но ничего не вышло. Дурацкая история. У нее, как и у него, был сын-подросток, который безумно ревновал и просто не позволял матери видеться с Николасом. Грозился покончить с собой. Представляешь?
— Нет, — честно ответила Полин, — не представляю. Это ужасно. Чтобы ребенок не давал матери устроить личную жизнь… Моя дочь всегда говорит: «Мамочка, я хочу, чтобы ты была счастливой, и чтобы рядом с тобой был любящий тебя человек». Кати прекрасно меня понимает — она ведь тоже женщина, хоть и маленькая.
— Тебе повезло, не все дети настроены так благодушно. Ну вот… Сначала эта дама страшно переживала, потом волнения улеглись, роман перешел в стадию увядания, а потом и вовсе сошел на нет. А год назад она ушла в другую фирму.
— Значит, Николас живет один?
— Да. У него дом в пригороде.
— А у него есть какие-нибудь увлечения?
— Два. Он собирает кактусы и слушает джазовую музыку двадцатых — тридцатых годов.
— Что ж, вполне пристойные увлечения для одинокого немолодого мужчины. А вот у меня никогда не было увлечений — с детства. Я ничего не коллекционировала, не просила подарить мне собаку или кошку… Пока родители не развелись, мы часто переезжали: отец работал в телефонной компании, и его вечно переводили с места на место. Когда я думаю о детстве, вспоминается всегда одно: я сижу за столом и рисую. Я все время рисовала. Или разглядывала альбомы с репродукциями великих художников. У мамы их скопилось несколько десятков…
Полин углубилась в воспоминания не потому, что ее вдруг охватил приступ ностальгии, а исключительно желая увести разговор в другую сторону. Ей хотелось, чтобы Марша восприняла его, как пустую болтовню, а не как детальный допрос. Уже дома, еще раз проанализировав всю беседу, Полин пришла к очень оптимистичному выводу: она не услышала ничего такого, чего не хотела бы услышать. Ей просто следует придерживаться выбранной линии поведения. Конечно, с годами люди становятся все осторожнее и консервативнее, и, коль скоро Николас не воспламенился с первого взгляда, ей придется приложить максимум усилий, но… Некоторые сдвиги уже наметились. Сейчас ей нужны терпение, методичность и пара-тройка маленьких хитростей-катализаторов, которые, несомненно, ускорят процесс.
* * *
Очередной визит Николасу Полин нанесла уже в начале октября. Она коротко постриглась, надела малиновый обтягивающий джемпер (он замечательно подходил к короткой джинсовой юбке) и излюбленный серебряный гарнитур, главным украшением которого являлись великолепные серьги — теперь они не были скрыты волосами и призывно покачивались во всей своей красе. Едва она переступила порог, последовал вопрос, абсолютно не относящийся к проблемам дизайна:
— Где же ваши локоны?
Полин мгновенно сориентировалась:
— А так вам не нравится?
— Да нет, нравится. — Николас запнулся и, пойманный на слове, с помощью такого примитивного приема, явно смутился. — Просто я уже привык к вашей прическе.
— Если вам кажется, что короткая стрижка мне не идет, я снова начну отращивать волосы.
— Что вы! Вам все идет.
«Отлично, петушок! — безмолвно подбодрила его Полин, усаживаясь в вертящееся кресло и кладя одну ногу на другую. — Давно пора. Продолжай в том же духе, и посмелее!»
— Пожалуй, так даже лучше. Ваши глаза…
— Что?
— Стали казаться еще больше. Вы начали походить на одну актрису… не помню ее имени… Вы видели фильм «Амели»?
— Про сумасшедшую девицу, которая то и дело подменяла тапочки, какому-то гнусному субъекту? И я на нее похожа?
— Немного. Тот же тип… Но вы гораздо лучше.
Полин изумленно-радостно округлила по достоинству оцененные глаза и кокетливо наклонила голову набок, чтобы серьги покачались и поиграли на свету.
— Спасибо. Приятно слышать. Перейдем к делу?
Николас кивнул и принялся разглядывать очередную порцию фотографий. На одной он задержался чуть дольше. Демонстрируемая супердорогая раковина — с волнистыми инкрустированными краями, на вычурной ножке-колонне, напоминавшей античный сосуд, — явно предназначалась для публики самого роскошного пошиба. Полин такую, и даром бы не взяла, но разрекламировала с размахом: около крана стояли несколько оригинальных парфюмерных флаконов разной формы, под раковиной томилась напольная ваза с розами, а рядом, на изящной металлической вешалке, висела черная женская комбинация, отделанная золотым кружевом.
