— Отто, — сказал на чистом русском языке немец и протянул Готову руку.
— Рудольф, — пожал руку Готов.
— Очень приятно.
— Ну, я побежал, до встречи, — попрощался директор.
Готов удивленно хмыкнул:
— Где Вы так хорошо научились говорить по-русски?
— Часто бываю в России. Люблю русскую литературу, Набоков, Платонов…
— Достоевский, наверняка? Не говорите, что нет. Достоевский всем иностранцам нравится, только я не понимаю, почему. Это же архискучно… Ладно, давайте договоримся, через 20 минут подходите сюда. Погуляйте пока тут. У меня последний урок. Освобожусь, тогда и побазарим.
Готов зашел в класс и обнаружил, что все ученики «прилипли» к окнам.
На улице завхоз с палкой гонялась за тремя восьмиклассниками. Те дразнили ее, обзывали и в грубой матерной форме предлагали завхозу попробовать их половые органы на вкус, чем приводили пожилую женщину в ярость.
— Э-э-э-э! — заорал Готов.
Ученики поспешили к своим местам. Готов подошел к окну и посмотрел.
— Ужас какой-то!
Он открыл окно и крикнул завхозу:
— Витальевна, что ты палкой машешь?! Кидай ее им в головы!.. Эй, козлы, пошли отсюда! Недоноски!
— Сам пошел, урод! — ответили они и добавили еще парочку нецензурных фраз.
— Короленко, никак ты? — узнал Готов одного из хулиганов. — Тебе жить осталось до завтрашнего утра!
Учитель закрыл окно. Школьники привычно галдели.
— Совести у вас, молодежь, ни фига нет, — сказал Готов. — В школу гости из Германии приехали. Хотите на весь мир опозориться?
— Из какой Германии? — спросили ученики.
— Из какой, из какой… Из фашистской!..
После урока Отто ждал Готова коридоре.
— Что, пойдем? — спросил немец.
— Пойдем.
Дошли до учительской. Готов не знал, как начать разговор. Отто оглядывался по сторонам.
Учительская оказалась пуста. Готов прервал молчание:
— Задавайте вопросы.
Немцу, по-видимому, тоже особо нечего было сказать.
— Как Вам работается? — спросил Отто.
— Ничего, потихоньку…
— В смысле ничего? Это значит — мало работаете?
— Ну, ты даешь… а еще Достоевского читаешь. Это же наше национальное. Ничего — значит все в порядке, не перетрудились. Ничего толком не заработали, ничего не произвели. А потихоньку… это от русской пословицы «Тише едешь, дальше будешь». Вот, например, вы, немцы, чтобы от Франкфурта на Майне до Франкфурта на Одере добраться, что делаете? Правильно! Садитесь в «Мерседес» и летите под 220 кэмэ по автобану. А мы, русские, сначала задумаем такое путешествие, потом месяц будем обмозговывать: какой билет купить на поезд, купе или плацкарт. На дорожку посидим, на посошок выпьем. А потом окажется, что это не посошок был, а посошок перед посошком. А потом окажется, что это не посошок перед посошком, а посошок перед посошком, перед посошком. В конечном итоге мы никуда не едем. Я понятно изъясняюсь? Российские юмористы в главной передаче страны «Аншлаг», таким образом, постоянно русский народ опускают. Типа того, что американцы тупые, а мы еще тупей, ха-ха-ха. Как смешно. Тьфу! Развитые страны как сыр в масле катаются, потому что тупые, а мы в говне по уши из-за того, что русский народ непосредственный, творческий, талантливый. Это я все к тому, что пословица эта не работает и никогда не работала.
— Интересная точка зрения, только я не все понял.
— Хорошо, в следующий раз буду помедленней. Садитесь.
Они сели. Пауза затянулась.
— Работник органов охраняющих право родился, — хихикнул Готов.
— Что? — не понял Отто.
— Да так… о своем. Так, стало быть, что молчим? Спрашивайте, не стесняйтесь.
— Вам нравится Ваша работа?
— О да! Давай на ты, а то выкаем, выкаем. Мы, может, не встретимся больше, соответственно, не рассоримся, а значит, болезненного для психики обратного перехода на «вы» не последует.
— Давай, хорошо, — согласился Отто.
Готов пригласил Отто прогуляться по школе. Показал спортзал. Познакомил с попавшимися навстречу педагогами.
Встретили химичку.
— Наталья Александровна, познакомьтесь, это Отто. Он к нам в составе делегации из Германии. Отто… Наталья Александровна…
— Очень приятно, — улыбнулась немцу химичка. — Добро пожаловать в нашу страну.
— Спасибо, — ответил Отто.
— Кстати, — вспомнил Готов, — у Натальи Александровны фамилия Шульц, что указывает на ее немецкое происхождение.
— Перестаньте, Рудольф Вениаминыч… — рассмеялась она.
— Вениаминович, — как бы между делом поправил Готов.
— Перестаньте, — продолжила Шульц, — какая я немка? Я ведь детдомовская. Родителей никогда не знала. А Шульц у нас кочегар был. Хороший дядечка. Когда паспорт получала, попросила эту фамилию вписать. Многие детдомовские так делали. Сейчас кто Ульянов, кто Космодемьянская. А в метриках все были или Ивановы или Петровы.
— Или Сидоровы, — добавил Готов.
Шульц ушла. Готов предложил немцу посмотреть столовую.
— Очень приятная женщина, — задумчиво произнес Отто.
— Дура она! — выпалил Готов.
— Дура?! — удивился Отто. — Почему?
— Потому. Ее братья и сестры по несчастью… ну, эти детдомовские, считай, когда паспорт получали, были комсомольцами — вот и назвались Ульяновыми да Космодемьянскими. А эта? Пепелища Хатыни еще не остыли, а она — Шульц!.. Дядечка, видите ли, хороший. И вообще, здесь все дураки, один я только умный.
Отто промолчал.
Они посмотрели столовую. Готов сравнил ее с хлевом, сказал, что в концлагерях лучше кормили.
— Пошли пиво пить, — предложил Готов. — Пил когда-нибудь наше пиво?
— Пил, да…
— И как?
— Как у вас говорят — «говно».
— Вот молодец, — Готов хлопнул немца по плечу, — я тоже так думаю. Но на безрыбье и канцер рыба.
Иностранный коллега согласился.
Они вышли из школы. Купили в магазине неподалеку по банке немецкого пива и сели на лавочку у подъезда кирпичной пятиэтажки.
Бабье лето затянулось. Начинался октябрь, и осень выдавала лишь желтая листва на деревьях. Историки сделали по глотку.
— Хорошо, — смакуя, сказал Готов. — Ну, как?
— Вот это лучше, — ответил Отто.
— Еще бы, двадцать семь рублей банка. Это тебе ни это, это тебе то.
Отхлебнули еще. Отто, увидев бомжа у мусорных контейнеров, жестом обратил внимание Готова:
