— А Серега так и сказал! — кинулась грудью на спасение друга Юлька. — Ты просто ничего толком из кухни не услышала! Он так и сказал, что если ни карточек, ни телефонов — тогда уж и ролики… Правильно я говорю, Атаман?
— Угу… — пробурчал Серега, избегая, однако, встречаться взглядом с Натэлой. Пашка в углу булькал от смеха, как вскипающий чайник. Батон сидел насупленный.
— Натэла, ну ты-то скажи! — воззвала к подруге Полундра. — Открываем рюкзак или нет?!
— Конечно! — пожала плечами та. Вердикт Натэлы, «повернутой», по словам Атаманова, на всемирной справедливости, успокоил всех. Юлька села на пол у рюкзака и осторожно принялась развязывать кожаный шнурок.
Первой на стол легла уже знакомая всем книга с золотым тиснением. Натэла взяла ее в руки, начала листать. Радостно вскрикнула, увидев штамп библиотеки.
— «Институт лингвистики и иностранных языков»! Где это?
— Возле Кропоткинской, — выдал справку Пашка. — Но что наша шоколадка там могла делать? В институте ей еще рановато учиться…
— Пойдем туда и узнаем! — воодушевилась Юлька. — Скажем, что нашли книгу в электричке, хотим вернуть и…
— …и у тебя ее охранник на входе заберет, скажет спасибо и объяснит, что без пропуска нечего тебе в институте делать! — заверил старший брат. — У нас в универе, например, так. А вашей мулатке еще и влетит за то, что она казенные книги по электричкам разбрасывает! Нет, шелупонь, надо сначала ее саму найти. Не то зря девчонку подставим. Книга вон дорогая, старая.
— Что там еще, Полундра? — нетерпеливо спросил Атаманов, глядя на рюкзак.
— Что-то… ой… неудобное ужасно! — Юлька, сморщившись, вытянула на свет какой-то непонятный черный предмет, всмотрелась в него… и дико заорала:
— А-а-а-а-а!!!!!
Предмет выпал из ее рук и тяжело грохнулся на пол, отдавив хвост кошке по имени Мата Хари. Кошка взвыла дурным голосом и вскарабкалась по занавеске к потолку. Не удержавшись на скользком карнизе, свалилась на голову Пашке, с Пашки сиганула на шкаф и зашлась там отчаянным мявом. Полундра и Белка, не сговариваясь, взлетели с ногами на диван. Странный предмет, грохоча, покатился под ноги Натэле. Но кинувшийся ястребом Атаманов перехватил его в полуметре от Натэлиных тапок.
— У-у, зараза… тяжелый какой! Полундра, ты с нарезки сорвалась? Чего вопишь? Кошку вон до припадка довела! Что это вообще такое?… О, блин, это кто?!. Батон! Батон! Глянь, какая рожа!
— Мата, Мата, Маточка, слезай… Слезай, психопатка несчастная, колбаски дам! — принялась улещивать кошку Юлька. — Атаман, да ты только посмотри на ЭТО! Тут не только кошка — кто угодно описается!
В это время в прихожей раздались звонок и встревоженный голос из-за двери:
— Дети, что там у вас?! Почему такой крик стоит? Вас на весь подъезд слышно! Полторецкий, бессовестный, открывай немедленно!
— Иду, королева моя! — Пашка пошел открывать.
Пашкина «королева» ворвалась в комнату, на ходу снимая пальто и воинственно сверкая гла-зами:
— Полторецкий, почему тебе совершенно невозможно доверить детей? Почему они с тобой орут как резаные? Почему вечно что-то происходит незапланированное? Уроки, конечно, никто не сделал! Полторецкий, ты хочешь моего инфаркта?!
— Ни за что на свете! — Пашка нежно отобрал у Сони пальто, сунулся было поцеловать в щечку, получил возмущенный отпор и, пожав плечами, попросил: — Дети, скажите Софье Семеновне, что все в порядке!
— Все в порядке! — хором ответила вся компания.
— Вот что-то не верю я вам! — подозрительно сообщила Соня. Подошла к столу, на который Атаманов поставил поднятый с пола предмет… и издала вдруг такой ультразвуковой визг, что Батон подскочил на месте, а в кухне что-то со звоном рухнуло на пол.
— Кошка концы отдала, — прокомментировал Атаманов. Юлька пискнула и помчалась в кухню. Пашка легко поймал перепуганную Соню в объятия, обвел взглядом ребят и поинтересовался:
— И вот скажите мне, шелупонь, для чего таскать в рюкзаке Барона Самди?
Через пять минут успокоились все — даже Мата Хари, которая, как оказалось, вовсе не скончалась, а просто сбросила с плиты пустую кастрюлю. Бутерброды были съедены, чай остывал в чашках, а между ними на столе высилось странное существо.
Это была вырезанная из черного дерева фигура сидящего молодого негра с зелеными, сделанными из какого-то камня глазами. Негр был одет в длинный, нелепый не то пиджак, не то смокинг, натянутый прямо на голое тело. На голове странного существа красовалась шляпа-цилиндр. Между колен был зажат ухмыляющийся череп из желтого металла. Из зубов черепа торчала толстая сигара. Такая же сигара красовалась во рту негра, и улыбка была такой же: широкой, нахальной и опасной. Он сидел вполоборота, одной рукой придерживая череп, а другую протягивая влево, словно прося о чем-то.
— Боже, какой кошмар! — содрогнувшись, сказала Соня.
— А по-моему, симпатичный, — усмехнулся Пашка. — Улыбается, гляди…
— Улыбается?!. Да я теперь ночью не засну от его улыбки! Как, ты сказал, его зовут?
— Барон Самди, — пожал плечами Пашка. — На Кубе эта личность повсюду.
При слове «Куба» ребята уважительно переглянулись. Полгода назад Пашка летал по обмену в Гаванский университет, вернулся черным от загара, говорящим по-испански, в майке с Фиделем Кастро на груди и кучей фотографий, с которых улыбались физиономии новых Пашкиных друзей всех оттенков коричневого.
— А он кто, он кто, этот Барон?! — накинулись на Пашку со всех сторон. — Он бандит, да?! Он — мафия?!
— Ничего он не бандит! — хулиганские Пашкины глаза смеялись. — Он, между прочим, божество!
— Что?! — возмутилась Соня. — Полторецкий, хватит врать! Посмотри только на эту уголовную морду, бр-р-р… Никакое божество в таком виде ходить не будет!
— Это у нас здесь не будет! — обиделся Пашка. — А вот если бы ты, королева моя, почитала ту книжку о кандомбле и вуду…[1]
— Это которую ты мне привез? С этими твоими жуткими зомби? Знаешь что, Полторецкий, в твои годы мог бы научиться подарки даме выбирать!
— Соня, у тебя есть книжка про зомби?! — оживилась Белка. — А почему ты мне не показала?
— Потому что я отвечаю за стабильность твоей психики! — отрезала старшая сестра. — А там такие картинки, что никакие нервы не выдержат! Я на другой день не могла нормально играть на концерте! Опозорилась на всю консерваторию, даже Алла Леонардовна удивилась… а все потому, что перед глазами эти ужасы стояли!