На этот традиционный вопрос Кирххоф дала традиционный ответ:
— Не могу вам сказать точно. — Она повернулась к Алтунаю: — Кем, когда прибудут эксперты, скажи им, чтобы мне позвонили.
Пия испытывала странное чувство, запросто обращаясь на «ты» к этому незнакомцу. Почему-то она не воспринимала его в полной мере как коллегу. Может быть, привычная рутина казалась ей тяжелей обычного, потому что еще вчера в это время она находилась далеко отсюда. У Пии мелькнула мысль о Кристофе, и она прикоснулась к кольцу на безымянном пальце, на которое не раз бросил взгляд наблюдательный Хеннинг. Она с удовольствием посмаковала бы еще немного воспоминания о последней ночи в Китае, но ощутила на себе выжидающий взгляд Тейссена.
Кем вернулся, и они пошли вслед за главой «ВиндПро» в конференц-зал, находившийся на первом этаже.
— Садитесь, пожалуйста, — Тейссен указал им на стулья, стоявшие за длинным столом президиума. Закрыв дверь, он положил на стол свой портфель. Прежде чем сесть, расстегнул пуговицы пиджака. Ни грамма жира, отметила про себя Пия, хотя главе фирмы было около пятидесяти. Наверное, каждое утро бегает трусцой или крутит педали горного велосипеда среди холмов Таунуса[2], в числе многих других приверженцев здорового образа жизни, выезжающих на утреннюю прогулку ни свет ни заря. Первый шок прошел, Тейссен немного расслабился, и на его щеках снова заиграл румянец. — Чем я могу помочь вам?
— Одна из ваших служащих нашла сегодня утром тело герра Гроссмана, — начала Пия, и вдруг ей вспомнилось, как Тейссен утешал женщину, заключив ее в объятия. Шеф с сердцем. Свидетельство в его пользу.
— Госпожа Вайдауэр, — подтвердил Тейссен. — Она бухгалтер и всегда приходит на работу рано.
— Она сказала нам, что господин Гроссман имел проблемы с алкоголем. Это соответствует действительности?
Глава фирмы кивнул и тяжело вздохнул.
— К сожалению, да. Он пил не постоянно, но время от времени срывался.
— Не представляло ли это опасность для вашей фирмы, ведь он все-таки служил у вас ночным сторожем?
— Н-да, — Штефан Тейссен взъерошил пальцами волосы, подбирая нужные слова. — Дело в том, что мы с Рольфом дружили еще в школьные годы.
Пия была поражена. Либо она крупно ошиблась при определении возраста Тейссена, либо смерть и последующее разложение сильно состарили Рольфа Гроссмана.
— В школе мы были близкими друзьями, но потом потеряли друг друга из вида. Увидев его снова на встрече одноклассников пару лет назад, я был потрясен. Жена его бросила, жил он в общежитии во Франкфурте, работы у него не было. — Тейссен сокрушенно пожал плечами. — Мне стало его жалко, и я взял его к себе в фирму. Вначале он был шофером, а после того, как потерял водительское удостоверение, стал ночным сторожем. Б ольшую часть времени с ним было все в порядке. На работе он не пил, и на него можно было положиться.
— Б о́льшую часть времени? — переспросил Кем. — Значит, не всегда?
— Нет, не всегда. Однажды я, заехав сюда поздно вечером после возвращения из командировки, застал его мертвецки пьяным в кухне. После этого он прошел трехмесячный курс лечения воздержанием. В течение года не было ни одного случая, и я решил, что с его пьянством покончено.
Честно. Откровенно. Никаких оправданий или приукрашиваний.
— Согласно предварительному заключению судмедэксперта господин Гроссман умер в субботу, около четырех часов утра, — сказала Пия. — Почему до сегодняшнего утра его никто не хватился?
— Он жил один, а в выходные здесь никто не бывает. У нас сейчас горячая пора, мы осуществляем один проект, — сказал Штефан Тейссен. — Иногда я прихожу в офис по субботам и воскресеньям, но в эти выходные меня не было в городе. Дежурство Рольфа… то есть господина Гроссмана, начинается в шесть часов вечера, а заканчивается в шесть утра.
Все, что сказал Тейссен, звучало вполне убедительно. Пия поблагодарила его за предоставленную информацию, и они поднялись из-за стола. В этот момент зазвонил ее мобильный. Это был Хеннинг.
— Я тут обнаружил кое-что чрезвычайно интересное, — сказал он. — Подойди к лестнице, и чем быстрее, тем лучше.
Он вглядывался в ее лицо, испытывая угрызения совести из-за того, что так долго у нее не был. Она открыла глаза, но взгляд ее был устремлен в пространство. Понимала ли она, что он говорил, чувствовала ли его прикосновения?
— Вчера вечером был просто невероятный успех. — Он погладил ее руку. — Все, буквально все были там. Даже фрау Меркель. Ну и разумеется, пресса. Во всех сегодняшних газетах передовицы посвящены книге. Тебе это непременно понравилось бы, сокровище мое.
Через наклонное окно в комнату проникали звуки города: звонки трамваев, автомобильные гудки, шум моторов. Дирк Айзенхут взял руку своей жены и поцеловал холодные пальцы. Каждый раз, когда он входил в комнату и видел ее, лежавшую в постели с открытыми глазами, в его душе зарождалась надежда. Известны случаи, когда люди выздоравливали спустя годы пребывания в бодрствующей коме. И сегодня никто не может с уверенностью сказать, что происходит в сознании такого пациента. Дирк знал, что она слышит его. Порой ему казалось, что она реагирует на его голос, отвечает на пожатие его руки — и даже улыбается, когда он вспоминает вслух прошлое или целует ее.
Вполголоса Дирк рассказывал ей о презентации своей новой книги, состоявшейся вчера в здании Немецкой оперы и вызвавшей огромный интерес у представителей средств массовой информации. Он называл имена присутствовавших на ней именитых гостей — политиков, экономистов, деятелей культуры, цитировал поздравления друзей и знакомых. Когда в дверь постучали, Дирк не повернул головы.
— К сожалению, некоторое время я не смогу тебя навещать, поскольку вынужден уехать, — прошептал он. — Но я всегда думаю о тебе, сердце мое.
В комнату вошла Ранка — как ему представлялось, дельная, умелая сиделка. От нее всегда слегка пахло лавандой и розами.
— Господин профессор, вы находитесь здесь уже достаточно долго. — В ее тоне послышалось неодобрение, но Дирк не собирался оправдываться.
— Привет, Ранка, — сказал он. — Как дела у моей жены? — Обычно сиделка подробно рассказывала о буднях Беттины, о прогулках на балконе и положительной динамике, выявленной во время сеансов психотерапии. Сегодня ничего подобного не было.
— Хорошо, — только и ответила Ранка. — Как всегда, хорошо.
Это плохо. Дирк Айзенхут не желал слышать о том, что ничего не изменилось. Отсутствие изменений — это регресс. Поначалу процесс ранней реабилитации протекал успешно, и состояние Беттины, благодаря стимулирующим процедурам, сеансам психотерапии и логопедии, медленно, но неизменно улучшалось. Она вновь научилась самостоятельно глотать, и со временем отпала необходимость сначала в трахеотомической трубке, а затем и в желудочном зонде. Шанс на выздоровление при апаллическом синдроме составляет 50%. Будучи ученым, Дирк прекрасно понимал, что никакой гарантии нет и как мал этот шанс — пятьдесят процентов. Если в течение года не происходят заметные улучшения физических и психологических показателей и пациент продолжает пребывать в бессознательном состоянии, нужно переходить к фазе F. Научное определение этой фазы реабилитации звучит следующим образом: «долговременное активизирующее лечение». И это означает утрату всякой надежды на выздоровление.
