— В машине есть что-нибудь, что нам следует взять в твой коттедж?
Лилли взглянула на него с изумлением:
— Откуда ты знаешь, что у меня есть коттедж?
* * *
Скотт Хеймер стиснул зубы от напряжения.
— Почти все, сынок. Давай. Ты можешь. Еще разок. Руки Скотта дрожали, вены выступали у него на лбу, на шее, на руках, пот катился с него градом и капал со скамьи для поднятия тяжестей на гимнастический мат.
— Я больше не могу, — прохрипел он.
— Можешь, можешь. Дай мне сто десять процентов.
Голос Уэса Хеймера эхом прокатился под высоким потолком школьного гимнастического зала. В здании никого, кроме них, не было. Всех распустили по домам больше часа назад. Скотту приходилось надолго задерживаться после окончания занятий, после окончания обязательных тренировок, когда другие члены спортивной команды расходились по приказу своего учителя физкультуры и тренера Уэса Хеймера, отца Скотта.
— Покажи мне, что ты стараешься. Я хочу увидеть максимум усилий.
Скотту казалось, что его кровеносные сосуды вот-вот полопаются. Он сморгнул пот, заливающий глаза, и несколько раз, тяжело отдуваясь, вздохнул. Слюна брызгами вырывалась у него изо рта с каждым вздохом, двуглавые и трехглавые мышцы сводило судорогой от перенапряжения, грудь готова была взорваться.
Но отец не отпустит его, пока он пять раз подряд не выжмет четыреста двадцать пять фунтов[6]— груз, более чем вдвое превышающий вес самого Скотта. Старик любит ставить недостижимые цели. И умеет требовать их достижения.
— Кончай волынить, Скотт, — нетерпеливо бросил Уэс.
— Я не волыню.
— Дыши. Накачай мышцы кислородом. Ты сможешь это сделать.
Скотт глубоко вдохнул, а затем выдохнул воздух короткими толчками, требуя невозможного от мускулов груди и рук.
— Вот так! — донесся до него одобрительный возглас отца. — Ты выжал еще один дюйм. Ну, может, два.
«Господи, хоть бы два!» — мысленно взмолился Скотт.
— Покажи мне еще один рывок. Еще один, Скотт.
Из горла Скотта вырвалось непроизвольное рычание, когда он сконцентрировал всю свою силу в вибрирующих от напряжения руках, но он поднял вес еще на дюйм и даже зафиксировал локти на тысячную долю секунды, прежде чем старик подхватил штангу и уложил ее на держатель.
Руки Скотта безжизненно повисли вдоль тела. Его плечи обмякли, грудь бурно вздымалась в попытке выровнять дыхание, все тело гудело от переутомления.
— Отличная работа. Завтра попробуем шесть раз. — Уэс передал сыну полотенце и направился к себе в кабинет, где зазвонил телефон. — Прими душ. Я отвечу и начну все тут запирать.
До Скотта донесся его голос из кабинета.
— Хеймер, — отрывисто бросил он в трубку. — Ну, чего тебе, Дора? — Таким недовольно-ворчливым тоном старик всегда разговаривал с матерью.
Скотт чувствовал себя абсолютно обессилевшим, выжатым, как лимон. Даже добраться до раздевалки казалось ему делом непосильным. Только мысль о горячем душе подняла его со скамейки.
— Это была твоя мать! — крикнул ему Уэс через открытую дверь кабинета.
В это захламленное помещение мало кто рисковал входить. На столе скапливались кипы бумаг, работу над которыми Уэс считал напрасной тратой времени и поэтому отлынивал от нее сколько мог. На стенах висели сезонные расписания спортивных состязаний, двухмесячный календарь был испещрен собственноручными пометками Уэса, понятными только ему одному. Кроме того, к стене была пришпилена топографическая карта Клири и его окрестностей. Свои любимые места охоты и рыбалки Уэс подчеркнул жирным красным маркером. Рядом красовались фотографии школьных футбольных команд за последние несколько лет. На каждой из них тренер Уэс Хеймер гордо стоял в середине первого ряда.
— Она сказала, что пошел ледяной дождь, — продолжал он. — Давай двигать отсюда.
Терпкий запах школьной раздевалки был так хорошо знаком Скотту, что он перестал его замечать. Его собственный запах смешался с привычной вонью подросткового пота, талька, нестираных носков и тренировочных костюмов. Казалось, этот запах навек впитался в отделанные плиткой стены и пол душевой.
Скотт повернул краны в одной из кабин. Стянув фуфайку, он заглянул себе через плечо и с отвращением нахмурился, когда увидел россыпь прыщей на спине. Он вошел в кабину и повернулся спиной к струе воды, а затем принялся энергично намыливать спину антибактериальным мылом.
Он перешел к интимной процедуре подмывания, когда появился старик с полотенцем в руке.
— Вот, принес на всякий случай. Вдруг ты забыл.
— Спасибо. — Скотт смутился и начал намыливать подмышки.
Уэс, в отличие от сына, ничуть не смутился. Он перекинул полотенце через вешалку возле кабины, а затем ткнул пальцем, указывая на пах Скотта.
— Ты пошел в своего старика, — усмехнулся Уэс. — И нечего тут стесняться.
Скотт терпеть не мог, когда старик навязывал ему свою закадычную дружбу и задушевные мужские разговоры о сексе. Как будто Скотт всю жизнь мечтал обсудить с ним эту тему. Как будто ему грели душу сальные намеки и многозначительные подмигивания!
— У тебя там более чем достаточно, чтобы осчастливить всех твоих подружек.
— Папа.
— Главное, не осчастливь одну из них больше, чем следует, — продолжал Уэс с той же двусмысленной ухмылкой. — Ты у нас жених завидный, настоящий трофей для любой из здешних девчонок, мечтающих вскарабкаться повыше. Им парня подловить — раз плюнуть. И все бабы такие, все одним миром мазаны, это я тебе точно говорю. Всегда предохраняйся сам, не доверяй это дело девкам.
Уэс погрозил сыну пальцем. Можно было подумать, что он открывает некую новую истину, хотя на самом деле это был привычный предмет его поучений с тех пор, как Скотт достиг половой зрелости.
Скотт закрыл краны, достал полотенце и торопливо обернул им бедра. Он двинулся к своему шкафчику, но оказалось, что его отец еще не исчерпал любимую тему. Он хлопнул Скотта по мокрому плечу и развернул его лицом к себе.
— У тебя впереди годы тяжелой работы, пока ты не достигнешь своей цели. И я не хочу, чтоб какая-нибудь ушлая профурсетка залетела от тебя и порушила все наши планы.
— Этого не случится.
— Ты уж постарайся, чтоб не случилось. — Потом Уэс добродушно подтолкнул сына к шкафчику. — Давай одевайся.
Пять минут спустя Уэс запер двери гимнастического зала и закрыл на ночь школьное здание.
— Спорим на что хочешь — завтра занятий не будет, — сказал он. Шел ледяной дождь, вода застывала в воздухе, не долетев до земли. — Осторожней давай. Уже скользко.
