Она нашептывала слова, которых Джудит наверняка не знала, поощряла его, царапала спину. Уолтеф застонал, излившись в нее. Она тоже начала извиваться и стонать. Наверняка притворяется, лениво подумал он. Как иначе, если она знала столько мужчин, и платили ей в зависимости от того, смогла ли она удовлетворить клиента.
– Ты мной доволен? – спросила она.
– Да, доволен, – кивнул он. Он сел и дал ей еще одну серебряную монетку.
– Придешь еще? – Она страстно поцеловала его.
– Возможно, – ответил он, не желая ее разочаровывать. Внезапно ему захотелось побыстрее уйти из этой комнаты, пропахшей вином, потом и похотью. Он быстро оделся. Выглянув в зал, он обнаружил, что там никого нет, кроме двух рыцарей герцога Вильгельма, сидевших с кувшином пахты. Уолтеф кивнул им, не произнеся ни слова. Ему и его соотечественникам-англичанам разрешали свободно передвигаться, но нормандская охрана всегда находилась поблизости. Хотя рыцари не носили доспехов, их мечи были хорошо заметны.
Ни Эдгара, ни Эдвина, ни Моркара не было видно. Уолтеф подумал было о том, чтобы пинками поднять их из постелей, но тут же отказался от этой мысли. Он вышел на улицу и неспешно направился в сторону главного здания.
Другой нормандский рыцарь, сидевший на скамье у входа, поднялся и пошел следом. Уолтеф оглянулся, хотел было улизнуть от него в путанице улочек Фекама, ведущих к гавани, но передумал. Поднимется суматоха, которая испортит удовольствие от проделки. В результате король Вильгельм только увеличит его охрану.
Тут Уолтеф заметил двух торговцев, которые вели к резиденции герцога пару лошадей, на вид породистых, явно испанских кровей. Уолтеф пошел за ними и увидел, как торговцы передают лошадей главному конюху.
– Они предназначены для герцога Вильгельма. Так сказал мой отец. – Его приветствовал Симон де Санли, несший упряжь. Рисунок на серебряных пряжках показался Уолтефу знакомым, но он никак не мог вспомнить, где видел его раньше.
– Полагаю, вы потеряли много лошадей во время великой битвы, – заметил он.
Мальчик небрежно передернул плечами.
– Эти лошади не для войны, а для прогулок. Леди Джудит должна выбрать одну из них, ведь ее кобыла захромала.
– И когда же она будет выбирать?
– Сейчас.
Уолтеф снова взглянул на пряжки и вспомнил, что он видел их на упряжи кобылы Джудит в тот день, когда та захромала. Он пошел за мальчиком, довольный, что не остался в таверне. Вдруг он вспомнил, что довольно небрежно одет. Хотя он еще не был накоротке с Джудит, он уже понял, какое значение она придавала внешности.
Он рукой пригладил волосы, поправил тунику и, как мог, распрямил голенища сапог.
Симон скептически наблюдал за попытками Уолтефа привести себя в порядок.
– По вам теперь не скажешь, что вы всю ночь провели в городе, – заключил он.
– И откуда тебе известно, где я был?
– Слышал, как вы обсуждали свои планы за ужином. Я по-английски всего несколько слов знаю, но разобрал, как кто-то упомянул мадам Гортензию.
Уолтеф закашлялся.
– Понятно.
– Мой брат иногда туда ходит, – солидно добавил Симон. – Это бордель.
Уолтеф не знал, ругать его или смеяться.
– В твоем возрасте я и слова такого не знал, – довольно мрачно заявил он. – Но с другой стороны, у меня не было старшего брата, который бы меня развратил. Вернее, был… но он умер.
– Мне очень жаль. – Ответ был машинальным, но во взгляде мальчика светилось любопытство.
Уолтеф покачал головой.
– Я его совсем не знал. Он был сыном моего отца от первой жены и совсем взрослым, когда я родился. Это он должен был носить плащ на медвежьем меху. Меня же отец отправил на обучение к монахам аббатства в Кроуленде. – Он даже улыбнулся. – Видишь, я позже тебя узнал, что такое бордели.
– Я ничего о них не знаю, – серьезно заявил Симон.
– И не надо. Держись праведного пути. Тогда не о чем будет сожалеть.
– А вы сожалеете?
К своей радости, Уолтеф заметил, что они уже подошли к конюшне, и поспешно сказал:
– Тебе еще рано об этом знать.
Он дождался, когда Симон скроется внутри конюшни, и подошел к конюху, который держал двух лошадей, предназначенных на выбор Джудит.
– Мне больше серая нравится, – услышал он за своей спиной.
Уолтеф обернулся и увидел красивого молодого человека – он стоял, прислонившись к стене и сложив на груди руки. Ральф де Гал был бретонским графом, его отец поселился в Англии во времена Эдуарда Исповедника и без помощи оружия стал владетелем Норфолка. Уолтефу Ральф правился, он был дружелюбным парнем и знал английский намного лучше других нормандцев.
Уолтеф покачал головой.
– У нее злобный взгляд, – заметил он.
Ральф отошел от стены.
– Мой отец был конюхом у короля Эдуарда. Он мог с одного взгляда оценить лошадь.
Уолтеф пожал плечами и усмехнулся.
– Но ты мог и не унаследовать этого его таланта.
– Можешь поверить, унаследовал. – Он повернулся к гнедой. – Никакого изящества. Тот, кто на нее сядет, будет напоминать мешок с овсом на тягловом пони. Серая намного породистее. Погляди, как она держится.
– Все так, но взгляд у нее злой, – настаивал Уолтеф, думая о том, что Джудит и на тощем осле будет выглядеть королевой.
Торговец лошадьми, который до того внимательно прислушивался к их спору, вдруг повалился на колени, сдернул шапчонку и склонил голову. Уолтеф и Ральф обернулись и увидели короля Вильгельма, приближавшегося к ним вместе с сыновьями и Джудит, и сделали то же самое.
– Похоже, слух уже прошел, – заметил Вильгельм, жестом разрешая молодым людям встать.
– Я видел, как вели лошадей. – Уолтеф покраснел, вспомнив, откуда он в тот момент возвращался. Джудит стояла рядом с кузенами. Она была одета для верховой езды и держала в руке плеть.
– А я увидел, как граф Уолтеф разглядывает лошадей, и присоединился к нему, – добавил Ральф.
– И каково ваше мнение?
– Мы разошлись во мнениях. Я говорю серая, Уолтеф – гнедая.
– Почему?
– Гнедая – кляча, а в серой чувствуется порода.
– На вид серая великолепна, – признал Уолтеф, – но мне думается, что у гнедой характер лучше. И ни одну из них нельзя назвать клячей.
– Это так, – приободрился торговец, кланяясь Уолтефу и бросая сердитый взгляд на Ральфа.
Вильгельм подошел ближе, чтобы рассмотреть лошадей. За ним последовали сыновья и Джудит. Она оценивающе посмотрела на гнедую, но серая явно нравилась ей больше.
