Роберт уставился на тушу оленя, глядя, как Донах снимает шкуру с живота, отдирая ее от мышц. Гордость его восставала против правды, звучавшей в словах Александра. Он должен быть уверен, что поступил правильно, приехав сюда, какие бы сомнения его при этом ни одолевали.
— Вы можете вернуться в Шотландию. Я не стану мешать вам. Но я остаюсь.
— Мне некуда возвращаться. Я потерял все, когда присоединился к вам в борьбе за ваше дело. Мы оба потеряли. — Глядя поверх голов людей на поляне, Александр нашел взглядом своего кузена. — Длинноногий[8]закует нас с Кристофером в кандалы, едва мы покажемся в своих владениях.
Роберт посмотрел на Кристофера Сетона. Йоркширец, которого он сам произвел в рыцари, о чем-то оживленно болтал с Эдвардом и Найаллом.
— Ваши земли можно отвоевать обратно. Перед отъездом мы освободили обширные территории, а Джеймс Стюарт и остальные продолжают борьбу в наше отсутствие.
— Это не будет значить ничего, если король Эдуард вернется с могучей армией. Он едва не стер нас с лица земли в ходе своей последней кампании. Под Фолкирком[9]мы потеряли десять тысяч человек. Уильям Уоллес во Франции, вы — здесь, и кто теперь сможет противостоять англичанам? Скажите мне, неужели вы готовы вверить судьбу королевства в руки такого человека, как Джон Комин?
Роберт с такой силой стиснул зубы, что на скулах у него заиграли желваки. Месяцы, проведенные вдали от Шотландии, не смогли погасить ненависть, которую он питал к своему врагу. Скорее напротив, время лишь ярче раздуло ее пламя, поскольку его угнетало осознание того, что чем дольше он пребывает вдали от родины, тем сильнее становятся позиции Комина.
Два года назад, почти день в день, после того как Уильям Уоллес отрекся от почетной должности хранителя Шотландии, Роберта и Джона Комина, ровесников и наследников своих состоятельных семей, избрали на его место. Они правили разоренной страной, в которой не было короля, руководя разрозненным сообществом графов, лордов, рыцарей и крестьян, стремившихся положить конец владычеству Эдуарда Длинноногого. Это был нелегкий союз. Между двумя молодыми людьми вспыхнула вражда, но хуже всего были ожесточение, злоба и недоверие, существовавшие между их кланами. Отравленная предательством, совершенным в давние времена, эта дурная кровь пропитала собой и последующие годы, передаваясь от отца к сыну.
Александр Сетон поступил умно, упомянув Комина. Но он упустил из виду нечто очень и очень важное. После отъезда Роберта его место занял Уильям Ламбертон, но даже внушительный и грозный епископ Сент-Эндрюсский не помешал бы Комину и далее искать поддержки у дворян королевства. Роберт знал совершенно точно — чтобы восстановить в Шотландии собственные власть и авторитет, он должен вернуться с чем-то таким, что позволит ему склонить чашу весов на свою сторону и завоевать для них свободу. И Джон Комин был всего лишь очередной причиной того, почему он не может вернуться без реликвии, которую ищет, — посоха Святого Малахии.
— Вы говорили, что стране нужен новый король, — угрюмо и резко продолжал Александр, ошибочно приняв молчание Роберта за равнодушие. — Король, который защитит наши свободы, чего не удалось Баллиолу. И вы сказали нам, что станете таким королем.
Роберт повернулся к нему лицом. Воспоминания о том дне, когда он произнес эти слова во дворе замка Тернберри три года назад — после того, как нарушил присягу, данную королю Эдуарду, и перешел на сторону Уильяма Уоллеса, — до сих пор жили в его памяти. Тогда он обратился к своим людям с огнем в сердце, обещая защищать их свободу и провозгласив себя их королем. В его жилах текла кровь королевского дома Канморов; вдобавок Александр II назвал его деда возможным престолонаследником. Перед смертью старый лорд завещал это право Роберту, и тот поклялся защищать его, какие бы претенденты ни восседали на троне в нарушение фамильных привилегий клана Брюсов.
Голос его окреп, и в нем зазвучала сила:
— И я стану им.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Домой они возвращались уже в сумерках. Егеря несли отрубленную голову оленя, за которой тянулся яркий кровавый след, привлекавший ворон, с карканьем круживших над ними. После того как гончие получили свою долю вознаграждения, оставшуюся тушу разделали и лучшие куски оленины отправились на стол к лорду Донаху, а все остальное досталось людям, принимавшим участие в охоте. Даже местные мальчишки, вприпрыжку бегущие рядом со всадниками, прижимали к груди завернутые в листья куски мяса с костями, намереваясь отнести их своим семьям. Донах всегда строго следил за тем, чтобы все были сыты.
Обратно к замку Донаха кавалькада двигалась по дороге, огибавшей холм, на котором виднелись руины крепости. Теперь там паслись овцы, а каменная кладка поросла лишайником и жирянкой. Роберт в задумчивости уставился на развалины, и перед его внутренним взором поплыли воспоминания. Он увидел себя, тощего и долговязого подростка, который первым вскарабкался на самую верхнюю точку разрушенных стен и, воздев над головой сжатые кулаки, смотрел на своих сводных братьев, с пыхтением лезущих за ним следом. Из далекой дали прошедших лет до него долетел собственный голос:
— Я — король! Я — король!
Роберт отвернулся от развалин, когда дорога устремилась вниз по склону и вдалеке показался замок лорда. Кормак пришпорил своего жеребца и понесся вскачь, и встречный ветер растрепал его рыжую шевелюру. Найалл и Томас устремились за ним вдогонку. Замок высился на поросшем вереском и лишайником берегу неглубокой речушки. Его окружали защитный ров и частокол, колья которого еще не успели потемнеть от времени и непогоды. Полтора года назад почти все здания были уничтожены огнем, который пощадил лишь каменную скорлупу донжона. Понадобилось много месяцев упорного труда, но благодаря настойчивости Донаха, преданности его арендаторов и деньгам из сундуков Роберта замок вновь стал таким, каким он помнил его по временам своего детства.
Вслед за троицей молодых людей кавалькада неспешно проследовала через ворота во внутренний двор замка. Стражники почтительно приветствовали Донаха и Роберта, поднимавшихся на конях ко двору, со всех сторон окруженному конюшнями и амбарами, от которых до сих пор исходил запах свежего дерева. Томас, Найалл и Кормак уже спешились и теперь отдавали распоряжения грумам, поспешившим навстречу охотничьей партии. Когда четыре года назад между Англией и Шотландией разразилась война, младшие братья Роберта еще оставались на попечении лорда Донаха, так что здесь они чувствовали себя увереннее и привычнее, нежели в родовых поместьях Брюсов в Каррике и Аннандейле.
