Парень открывает сумку и достает оттуда розу, сделанную из меди.
— Это вам к Новому году. Из артиллерийского снаряда, между прочим. Серега все свободное время с этой штукой возился. Сначала ножовкой пилил, потом под паяльной лампой лепестки закручивал…
Она берет розу. Тяжелая! Шипы острые, как настоящие.
— А вот это — вашей дочке! — Он протягивает забавного тряпичного волчонка в черной кожаной жилетке с кнопками и с армейскими пуговицами вместо глаз. — Серега его приручил. Больше не кусается.
Он протягивает ей ладонь. Ольга жмет ее. Его рука грубая, теплая.
Он торопится уходить. У него скоро электричка на Ногинск, а там, на платформе, его ждет не дождется мама.
Ольга прижимает к лицу волчонка. Он пахнет костром и хвоей.
— Ну что? — бормочет она. — Навоевался, малыш?
Она ходит словно по тонкому льду. Боится дышать. Боится громко говорить. Боится черных котов, перебегающих ей дорогу, боится выходить из дома, не глянув на себя в зеркало. Нервы натянуты до предела. Весь ее мир висит на волоске… В Чечне идут кровопролитные бои. Каждый день по телевизору говорят об убитых и раненых.
Она не помнила, сколько раз обошла вокруг церкви, пока наконец решилась зайти внутрь. Накинула платок на голову, опустила глаза. Стыдно. Первый раз в жизни пришла просить то, что не в силах дать ни один живущий на земле.
Купила свечку, встала за спинами молящихся. Стоит, прислушиваясь к пению хора, к потрескиванию свечей. Смотрит на иконы. Какая из них оберегает воинов на поле боя? Подошла к Георгию Победоносцу. Зажгла, поставила свечку. Смотрит на икону и мысленно говорит: «Господи, если ты есть, спаси его! Сохрани нашу любовь. Ты нам ее дал, и мы будем верны ей до конца наших дней. Сохрани Сережу, убереги от пули, от мины, от снаряда…»
Повернулась, пошла к выходу. В дверях пропустила женщину с мальчиком. Малыш посмотрел на Ольгу голубыми глазами, необыкновенно проницательными и взрослыми, и Ольга поняла: это был взгляд ангела, значит, Сережа выживет, он вернется.
ГЛАВА 3
Она любила вечера. Рабочий день позади. Перед глазами все еще мелькают лица покупателей, дисплей кассового аппарата, гантели, штанги, мячи и перчатки… Но уже можно расслабиться, неторопливо надеть пальто, кинуть взгляд на свое отражение в огромном витринном стекле, попрощаться со старшим менеджером, директором и выйти на улицу. Там уже темно. Уютно светятся окна домов, за шторами, словно за театральными кулисами, идет незаметное действо, называемое жизнью. Раньше Ольга мчалась домой очертя голову, глядя под ноги, чтобы не видеть этого черного неба, этого блестящего аспидного асфальта и горящих глаз автомобилей. Теперь шла до метро не торопясь, рассматривая вывески магазинов, рекламу и людей. Наступило время, когда каждую минуту можно смаковать. Наступило время остановиться и жить, потому что Ольга любила и была любима.
Черный и мокрый, как касатка, автомобиль прижался к бордюру и остановился рядом с ней. Распахнулась дверца:
— Оля!
Она даже вздрогнула от неожиданности. Глеб собственной персоной! Давно Ольга его не видела.
Он вышел из машины, подошел к ней, бережно пожал руку. Как всегда, безупречно одет, безупречно пострижен, как всегда, источает запах дорогого одеколона. Как всегда, на его губах легкая усмешка.
— Я тебе кричу, кричу, — говорит он тихо и медленно, словно лениво, — а ты не слышишь.
— Прости, задумалась, — отвечает она.
Глеб как-то странно смотрит на нее, будто Ольга загадала ему загадку, а он хотя и знает ответ, но пока молчит, испытывая ее терпение.
— Садись, — предлагает он и кивает на машину. — Я хочу тебе кое-что сказать.
Она спокойна. Он ее интригует, но не больше того. Она садится на переднее сиденье. В салоне приятно пахнет цветами.
Глеб захлопывает дверцу, садится за руль и поворачивается к ней. Некоторое время он продолжает выжидающе смотреть на нее. Ольге становится смешно. Она привыкла, что с ней Глеб ни на минуту не закрывает рот, рассказывая о своих достижениях. Сейчас он необычен. Ее начинает разбирать любопытство.
— Вот что, — наконец говорит он, берет с заднего сиденья роскошный букет роз и протягивает ей. — Вот что, Оля… Нам пора определиться. Я делаю тебе предложение. Выходи за меня замуж.
Вот и отгадка. Она опустила букет на колени. Горячая волна прокатилась по груди и хлынула в лицо. Ей стало душно. Она взялась за ручку, чтобы открыть дверцу.
— Я понимаю, как трудно тебе… — начал было Глеб, но она его перебила:
— Нет, мне совсем не трудно!
— Тогда скажи что-нибудь, — произнес Глеб. На его губах снова появилась извечная самоуверенная усмешка. — Хотя… Хотя можешь ничего не говорить. Это не обязательно.
— Нет, обязательно, — отвечает Ольга, удивляясь тому, как быстро она взяла себя в руки.
— Погоди! — прерывает ее Глеб, открывает «бардачок» и достает оттуда маленькую бархатную коробочку. Он раскрывает ее и подносит к глазам Ольги изумительной красоты перстень с бриллиантом. — Красиво?
— Очень, — признается Ольга и вдруг замечает в «бардачке» пистолет. Изящный, черный, он матово отливает сталью. Не заметить его просто невозможно. Оружие притягивает к себе взгляд Ольги. Откуда у Глеба пистолет? Он нарочно сделал так, чтобы Ольга увидела оружие?
Глеб видит реакцию Ольги и, кажется, читает ее мысли. Он все понимает. Он умный парень.
— Ну, так как? — спрашивает он, возвращая перстень в коробочку.
— Я не выйду за тебя, Глеб, — твердо отвечает Ольга. — Я люблю другого.
Он кивает головой, мол, я был готов услышать нечто подобное.
— Ты не торопись, — советует он и захлопывает крышку «бардачка». Потом включает магнитолу. Музыка заполняет неприятную паузу. — Я тебя не тороплю. Подумай хорошенько. Один раз ты уже обожглась и осталась одна с ребенком. Второй раз не стоит делать глупости.
— Ты прав, — соглашается она. — Второй раз не стоит.
Он протягивает руку и касается мочки ее уха. Его пальцы мягкие, холеные, она почти не ощущает его прикосновения. Но ей неприятно.
— Ты просто находишься во власти чувств, — ставит диагноз Глеб. — А жизнь, милая, это не чувства.
— А что же это?
— Это работа. Большое и тяжелое строительство.
Ей нечем возразить. Но было бы чем — не стала бы с ним спорить. Он чужой для нее человек. Бесконечно чужой.
* * *
Веки полуприкрыты, взгляд холодный и надменный. На темных, мелко завитых прядях блестят капельки растаявшего снега. Она смотрит на Ольгу и тяжело дышит. А Ольга смотрит на нее и с удовольствием выискивает недостатки. Губы у Кати узкие, тонкие, а потому лицо кажется злым. Непонятно, что она красит помадой? Фигура тоже тонкая и хилая, пальцы на руках словно макароны. И как в ней столько злости умещается?