Срыть артиллерией этот чертов дом вместе с деревней было нельзя. В 96-м году премьер-министр Израиля Шимон Перес решил задавить хесболлу одной авиацией и артиллерией, очень достали его обстрелы PC северных городов и поселений. Операция называлась «Гроздья гнева». Две недели обстрелов и бомбежек не смогли заставить хесболлу прекратить обстрелы, но стоили ей очень дорого. Кончилось все плачевно — террористы загнали машину с реактивными снарядами в толпу беженцев, скопившихся недалеко от деревни Кфар Кана, и оттуда выпустили все снаряды в сторону израильской границы. Артиллерия ЦАХАЛя открыла ответный огонь, смешав с землей и беженцев и боевиков. В результате этих действий погибли 102 беженца и несколько ооновских солдат. ООН подняла дикий шум, и операцию пришлось свернуть, правда, обстрелы севера после этого тоже прекратились. С тех пор артиллерией пользовались очень осторожно, стараясь не задевать населенные пункты.
…Граната легла рядом с теми, кто нес носилки; все четверо рухнули в грязь, один из упавших тут же вскинул винтовку с оптическим прицелом, и голова боевика взорвалась красным облаком, другой упал сам и пополз к двери. Двое других спецназовцев в это время склонились над одним из упавших, раскладывая еще одни носилки, в этот момент я почувствовал, что от волнения прокусил губу. И вдруг сквозь облачность донесся далекий шум вертолетных двигателей! Рокот явно приближался. Услышали этот рокот все: и боевики, и спецназовцы. Последние, не торопясь, разлеглись в грязи и открыли огонь, только четверо с носилками продолжали тяжело бежать в нашу сторону, вынося раненых из-под огня. С «ДШК» у террористов явно не ладилось: все четверо суетились вокруг пулемета, но огонь не открывали. Снайпер успел подстрелить еще одного из них, он был настоящим профессионалом, ведь до них, на мой взгляд, было метров восемьсот. Наконец из облаков вывалились две «Кобры» и, отстреливая имитаторы цели, понеслись в сторону деревни. На фюзеляже одной из них была нарисована нападающая гадюка, раскрывшая зубастую пасть. За ними появился «Блэк Хоук» и направился к пацанам с носилками. «Кобры» пронеслись над нашими головами и обрушили на дом шквал «НУРСов». Верхний этаж превратился в вулкан, оттуда летели куски бетона, арматуры и еще какого-то мусора. Когда пыль осела, вместо четвертого этажа и крыши торчало месиво арматуры и бетонных обломков. Одна «Кобра» развернулась и открыла огонь по преследователям, отсекая их от спецназовцев, второй вертолет, пройдясь по фасаду дома из пушки, полетел прикрывать «Блэк Хоук», на который в это время грузили раненых. Я пару минут пытался разогнуть пальцы, намертво вцепившиеся в цевье «М-16».
Через полчаса спецназовцы вылезали из бронемашин. Это были наши старые знакомые. Покрытые грязью с ног до головы, лица зачернены, в общем, на людей походили мало. На лицах была написана такая злость, что мы даже побоялись заговорить с парнями. Они молча спустились в бункер в свой отсек, ночью их забрал вертолет.
Пару лет спустя, на свадьбе у кого-то из знакомых, я встретил в баре того самого спецназовца, который тогда лихо работал ножом. Мы разговорились, и когда бармен поставил нам бутылку «Финляндии», чтобы мы сами наливали, я попытался его осторожно расспросить о той операции. Может быть, потому, что шел второй литр финской водки, а может, потому, что война давно закончилась, он рассказал мне почти все подробности той операции.
За несколько недель до тех событий террористам удалось убить заместителя генерала Антуана Лахада (командующего Южноливанской армией) Акеля Хашема, возглавлявшего разведывательный отдел ЦАДАЛя. Но, кроме него, погибли двое его маленьких детей, и цадальники, видимо, уломали наше командование провести операцию возмездия.
Отвлекаясь, скажу, что, по мнению военных экспертов, гибель Хашема, считавшегося наиболее вероятным преемником генерала Лахада на посту командующего, явилась одним из самых серьезных ударов по стратегическим интересам Израиля. Некоторые комментаторы даже полагают, что смерть Хашема можно рассматривать в качестве «последнего гвоздя, забитого в гроб Армии Южного Ливана», ибо был нанесен едва ли не фатальный удар по моральному духу солдат и офицеров ЦАДАЛя. Помимо того, что полковник Хашем был опытнейшим ливанским военным, он обладал еще и незаурядными лидерскими качествами и сильным характером. Боевики хесболлы неоднократно пытались ликвидировать этого человека, но каждый раз неудачно, за что подчиненные Акеля Хашема даже дали ему прозвище «Неуловимый кот».
Разведка вычислила того, кто спланировал и осуществил эту операцию, но «товарищ» находился в основном в отдаленных областях Ливана, где достать его было затруднительно. Его семья жила в деревне неподалеку от красной линии (за которой по неписаному договору наземные боевые действия не велись). Туда-то и направилась группа спецназа в ту дождливую ночь. План напоминал ловушку, в которой погиб сын дона Корлеоне Сонни в «Крестном отце». Вычислив дом семьи террориста, они передали координаты южноливанской артиллерии. Из 130-мм пушки снесли дом семьи. Террорист, узнав об обстреле деревни и гибели родственников, естественно, примчался… и попал в засаду. Четыре трофейные русские мины «МОН-50» не оставили двум машинам с охранниками никаких шансов уцелеть, а противотанковая ракета «ЛАУ» превратила его бронированный «Мерседес» в груду обгорелых обломков.
Когда группа уносила ноги, один из бойцов зацепил растяжку. Поперек тропинки вместо проволоки шел инфракрасный луч. Раненый умер через несколько часов, а вертолеты не могли подняться из-за нелетной погоды. Но главное, взрыв выдал их местоположение, и группе сели на хвост. Несколько раз им удавалось ненадолго отрываться от погони. Они прорвались к своим, но тогда в поле на окраине деревни они потеряли еще одного бойца. Винтовочная граната разорвалась в пяти метрах от него, и осколок, пробив глаз, попал в мозг. Именно поэтому мы увидели спецназовцев такими озверевшими.
За несколько дней до смены наши офицеры собрались ехать решать какие-то свои вопросы со штабом ЦАДАЛя. Мы пристроились к ним, чтобы закупить дешевое «Мальборо» «местного разлива». Сигареты здесь стоили в три раза дешевле, чем в Израиле, правда, качество было соответствующее. Но зато на сигаретных пачках не печатали надписи «Минздрав предупреждает…».
Колонна состояла из двух здоровенных бронированных «Мерседесов», чтобы не привлекать внимание военной техникой. Надо заметить, что и наши, и цадальники предпочитали ездить по небоевым делам на «Мерседесах», которых здесь было огромное количество, все старые, 70—80-х годов, но на ходу. Многие были бронированные, с толстыми не открывающимися стеклами.
С нами за компанию напросился Киса. Кису звали Сашок, и он служил минометчиком. Кадр это был уникальный, типичная карикатура на еврея. Высокий, сутулый, в очках с толстыми стеклами на горбатом, вечно сопливом носу. Форма на нем висела мешком и болталась, как на вешалке. Но зато его шестидесятимиллиметровое минометное хозяйство всегда блестело. Да и мину он, говорят, мог положить в баскетбольное кольцо. Однако главное его достоинство заключалось в том, что он неплохо пел и играл на гитаре. Кличку Киса Сашок получил после того, как выменял у кого-то из местных двухпудовую гирю. Чтобы облегчить ее, он просто спилил с нее лишний вес ножовкой и теперь по утрам тягал кастрированную гирю, накачивая мышцы. Киса не курил и на наш вопрос, зачем он едет, пробурчал что-то невнятное.
