— Я знаю, ты все понимаешь, — продолжила Кэнди чуть мягче. — И ты понимаешь, что я не такая, как он — и ты очень мне нравишься. — Она опять потянулась к нему, закрыв глаза, и сама поцеловала его, прямо в губы, по-настоящему, опрокинув в процессе их бокалы с хересом. Она уже приготовилась сказать ему, чтобы он не беспокоился из-за каких-то бокалов, ведь это всего лишь вещь, материальный объект, не имеющий никакого значения, но в этом не было необходимости — потому что садовник не стал беспокоиться из-за каких-то бокалов. Он удивленно вздохнул, но быстро справился с изумлением и ответил на ее поцелуй — еще как ответил! При этом его рука скользнула за вырез платья и легла на грудь Кэнди, а другая рука угнездилась у нее между ног.
— Ты мой хороший, — прошептала Кэнди, — я тебе так нужна, так нужна!
Но все происходило гораздо быстрее, чем она себе представляла, и когда он рванул ее белые трусики, пытаясь сорвать их в порыве безудержной страсти, ей стало страшно, по-настоящему страшно.
— Нет, дорогой, не сейчас, не здесь. Не надо, пожалуйста, — она вырвалась из его исступленных объятий и бросилась к двери из гаража, но он догнал ее на пороге и попытался возобновить свой натиск. Она выбежала во двор, и Эммануэль рванулся следом — с намерениями вполне очевидными.
Ей все-таки удалось его успокоить, уже у рододендронов.
— Сегодня ночью, — шепотом пообещала она. — Приходи ко мне ровно в полночь. — Она показала ему окно своей спальни, которое было как раз над ними. — Да, милый, я вижу, как я тебе нужна, — сказала она, прижимаясь к нему бедром. — Но пусть все будет красиво у нас с тобой. Пусть все будет как надо. Приходи ко мне в полночь, — повторила она и поспешила вернуться в дом. И, кстати, правильно сделала, потому что новенький «Плимут» мистера Кристиана уже заворачивал на подъездную дорожку.
За ужином мистер Кристиан спросил с хмурой серьезностью, разворачивая салфетку:
— Хорошо прошел день?
— Так себе, — отозвалась Кэнди, сосредоточенно ковыряя вилкой творог и персиковый салат у себя на тарелке и стараясь не смотреть папе в глаза.
— Гм, — нахмурился он, — ничего не случилось, надеюсь?
— Нет, нет, — быстро проговорила Кэнди с напускной беспечностью.
— Гм, — мистер Кристиан кашлянул, прочищая горло. — Тетя Ида приглашала нас завтра к себе, на воскресный обед.
Кэнди продолжала есть.
— Даже не знаю, идти или нет, — сказал папа, старательно сдерживая раздражение. — То есть, какой смысл идти в гости, если все время сидеть и дуться.
Кэнди сердито взглянула на папу, а тот снова откашлялся и продолжил, довольный, что ему удалось ее разозлить:
— Я хочу сказать, что если ты не в настроении, то зачем портить настроение другим — тете Иде и всем остальным? Вовсе незачем, правда? Какой в этом смысл? Никакого!
— Насколько я понимаю, — резко проговорила Кэнди, — здесь вообще ни в чем нет никакого смысла!
Она обиженно бросила вилку, выскочила из-за стола и убежала к себе.
Мистер Кристиан тяжко вздохнул и вернулся к своему персиковому салату. Вилка у него в руке заметно дрожала, но ему все-таки удалось — хотя и не без усилий — не воткнуть ее себе в грудь.
Глава 4
За полчаса до полуночи Кэнди еще раз приняла ванну — с пеной и ароматической солью с запахом хвои — и надела черную ночную рубашку, которую купила специально для этого случая. Она опять надушилась любимыми «Табу» и ровно за пять минут до полуночи легла в постель. Рядом с кроватью горела розовая лампа-ночник, в динамиках радио тихо мурлыкала музыка.
Спальня мистера Кристиана располагалась в самом конце коридора, так что Кэнди не слишком боялась его потревожить — и сама по себе мысль о том, чтобы отдаться садовнику-мексиканцу прямо под носом у папы, была очень волнующей и возбуждающей. В каком-то смысле в этом-то и заключалась главная цель всего предприятия.
Эммануэль пришел ровно в полночь — поднялся на крышу и влез к ней в окно, как они и договаривались. Кэнди лежала, раскинувшись на кровати, являя собой поистине соблазнительную картину: ее светлые волосы разметались золотистым пламенем по шелковой подушке, подсвеченной бледно розовым светом, черная переливчатая ночная рубашка выразительно облепила тело, подчеркивая все его выпуклости и изгибы — сочные груди и бедра, гибкую тонкую талию и стройные ножки.
Садовник застыл в потрясении, глядя на это призывное великолепие; кажется, он не верил, что все это происходит на самом деле — слишком похоже на сказку или на романтическое кино, — невообразимо красивая девочка протягивает к нему руки и шепчет, прикрыв глаза:
— Милый, я знала, что ты придешь.
Он был одет в те же самые джинсы и майку, что и сегодня утром. Даже не сняв кроссовок, он бесшумно прошел по ковру и заключил Кэнди в объятия.
— Раздевайся быстрее, милый, — выдохнула Кэнди. — И главное, не шуми. — Она приложила палец к губам и широко распахнула глаза, как бы давая понять, как это действительно необходимо — соблюдать полную тишину.
Эммануэль разделся в один момент, и вот он уже лежит рядом, и обнимает ее, дрожа от возбуждения, и одним нетерпеливым рывком задирает ее ночную рубашку до самых плеч.
— О, я тебе так нужна, так нужна! — прошептала она, закрывая глаза, но пока что не чувствуя ничего — кроме уверенности, что она делает все, как нужно. Но когда рука садовника легла ей между ног, а его палец скользнул во влажную ямку, Кэнди слегка напряглась: она заранее приготовилась пострадать ради него, она знала, что будет больно… но чтобы приятно… и она не очень понимала, как это «приятно» укладывается в общую картину происходящего и укладывается ли вообще. Так что она отстранила его жадную руку и удовольствовалась пока тем, что подставила ему для поцелуя свою левую грудь, к которой он тут же неистово присосался.
— О, мой хороший, мой славный, — шептала она, гладя его по волосам; но он продолжал настойчиво тыкаться ей между ног своей горячей и напряженной штукой, и это было обидно — потому что это отвлекало и разрушало все зыбкое волшебство ее жертвы, когда она отдала ему «на растерзание» свою грудь. Она снова закрыла глаза и вспомнила слова профессора Мефисто: «Желания мужчины, они такие мучительные… и пронзительные». — Да, я все понимаю, милый. Твои желания… они такие мучительные и пронзительные. Я так сильно тебе нужна! — она обхватила его за шею обеими руками и прильнула к нему всем телом, а он тем временем разыскал ее крошечный клитор и принялся мять его двумя пальцами. Пальцы были мозолистыми и жесткими. Кэнди тихонько вскрикнула и снова вся напряглась; но на этот раз она все-таки не оттолкнула его руку, ведь это была та цена, которую она должна заплатить за свою красоту, ее великая жертва, ее путь к обретению прекрасной и волнующей привилегии — отдаться полностью, целиком, — так что садовник не встретил бы сопротивления и пронзил бы ее одним мощным толчком, образно выражаясь, насадил бы ее на копье любви… если бы в этот момент в коридоре не раздался звук приглушенных шагов.
