Пожарная история
На въезде в Юрмалу стояла когда-то женщина-инспектор, имевшая форму куба. Большой серый квадрат был её проекцией в фас, в профиль и сверху. С ней любой тротуар становился блокпостом. От одного её взгляда поток машин тормозил, а от насупленных бровей даже пятился немножко. Несмотря на весь внутренний бетон, эта женщина подтягивалась десять раз и три километра пробегала за пятнадцать минут, подобная цветным парусам корабля. Протоколы аттестационной комиссии были тому порукой.
Раз в год все сотрудники МВД проходят аттестацию. Дворники, секретари, бухгалтеры, пожарные войска, все подтягиваются, отжимаются и бегают очень ловко, судя по документам. Минуточку, скажете вы, услышав слово «пожарные». А кто тогда приезжает на красной бочке к концу фейерверка, писает на головешки, путается в шлангах и перемещается плавно, будто в рапиде? Кто эти милые, неловкие пупсы? Это они и есть! Благодаря сложной системе взяток даже беременный брандмейстер по документам быстр и пластичен.
* * *
Пожарный Борис (115 кг) однажды нагрубил начальнику и был вынужден сдавать бег на стадионе, по-честному, в самой унизительной форме. Начальник был злопамятным садистом, взятку не принял. А у Бориса только глаза и трепет от стремительной серны. Всё остальное от кулебяк и блинчиков. Его творческое кредо: «поспешишь – расплещешь суп». Борис упросил товарища пробежать вместо себя. «Только хорошо беги!» – сказал он. Товарищ был тощ и стремителен. Даже слишком стремителен. После аттестации Борис пришёл на работу. Коллеги его приветствуют, улыбаются, руку жмут. На стене Борисов портрет, поздравление со вторым местом и пожелание успехов на чемпионате мира.
* * *
Прежде Борис даже в соседний подъезд ездил на машине. Медленно и с сигаретой. А тут стал бегать по утрам. Первые десять шагов давались легко. Потом вдруг заканчивался воздух. Борис садился, ложился, вставал, снова садился. Он готов был подкупить природный катаклизм, лишь бы отвлечь судей на чемпионате. Но знакомых торнадо, тощих и стремительных, у него не было. Коллега посоветовал прыгнуть с лестницы-стремянки в унитаз. Вероятность перелома ноги при этом, в зависимости от высоты прыжка, достигает семидесяти процентов. Главное – прыгать не головой вперёд, а именно ногами. Сам знакомый не пробовал, но один майор из военкомата очень рекомендовал этот метод.
* * *
Бориса не устроил бы перелом унитаза. Лишних у него не было… но можно было прыгнуть на работе или в гостях. К унитазу легче, чем к ноге, можно подобрать протез или китайский аналог. Так, размышляя о связи спорта с туалетами, Борис вдруг сочинил простой и действенный метод. Можно просто запереться в кабинке с унитазом и не выходить, пока конкуренты не набегаются. А потом свалить всё на «перелом» задвижки, замка, шпингалета – что там попадётся. Дескать, нелепая случайность оборвала карьеру.
В голливудской экранизации история Бориса начиналась бы с голых торсов. Жара, пожарный участок, парни друг на друге пересчитывают кубики пресса. Иногда тревожно смотрят вдаль. Потом дым, пламя, все бегут, выносят из пламени котёночка или Шарлиз Терон.
Киношный Борис был бы добр и не слишком спортивен. У него на животе всего пять кубиков, но именно его по ошибке отправляют на чемпионат. Он идёт топиться, но встречает на берегу бывшую чемпионку по бегу, бабу вредную и красивую. Начинаются тренировки. Весь второй акт женщина насилует Бориса, сперва презрительно, потом любя. Главный забег он проигрывает, но в финале догоняет горящий поезд, спасает людей. Ты бежал божественно! – говорят пассажиры. Чемпионка целует героя в выпавший на плечо язык.
* * *
Настоящий Борис бегал по тихим улицам с частными домами. За месяц тренировок получил несколько собачьих укусов и никаких навыков. Приехал на чемпионат – все соперники жилистые, длинноногие. Только коллега из Польши похож на Бориса, такая же вспотевшая жертва бюрократии. Их обоих застукали в туалете за попыткой сломать щеколду. Пришлось идти соревноваться.
На десятом метре поляк упал. И само падение, и мука на лице были хорошо отрепетированы, многие поверили. Борис не растерялся, кинулся к упавшему. Помог встать, подставил плечо. Целый час они ковыляли к финишу. Стадион аплодировал. Отказаться от победы, спасая незнакомца – это так по-нашему, по пожарному, – говорили зрители.
* * *
Спортивные успехи не вскружили Борису голову. Наоборот, он помирился с начальником и получил старшего сержанта. Обещал покатать меня на пожарной бочке, которая венец красоты. А если захочу, он добудет справку с подробным описанием моего пресса и героических подтягиваний. Замечательный мужик. Побольше бы таких.
Чего боится французский повар
Однажды в Латвии пропал бензин. Это как-то связано с независимостью, приходит одно – пропадает второе. Автомобилисты сбивались в стаи для слежки за бензовозами. Под подозрение попадали даже ассенизаторские бочки. Стоило одной припарковаться, собирались граждане, спрашивали, что внутри. Самые недоверчивые требовали доказательств. Налейте им в ведро, убедиться.
Бензовозы вели себя как привидения. Выпадали из сумрака в случайных кустах и тут же развоплощались. Они боялись бандитов, полиции, друг друга и покупателей. Некоторые продавали крутку с запахом бензина, бывшую на деле эссенцией из старых тряпок, или ещё какой тыквой – всемирным эквивалентом разочарования. Например, я однажды купил двадцать литров жидких коричневых кристаллов.
В том году мне нравилась Лена. Она была прагматиком, но согласилась прокатиться со мной на край земли. Удивительно доверчивы бывают женщины, шлёпнутые в сумерках по попе. С моим автомобилем ВАЗ-2104 краем земли могла оказаться любая канава. Мы проехали девять километров, развернулись и – скорей к цивилизации – покатили назад. Автомобиль чихнул нехорошо, потом ещё. И вдруг потерял сознание. Я в те годы не боялся ни красивых женщин, ни поломанных машин. Поцеловал Лену, открыл капот, проверил искру, насос, разобрал карбюратор. Оказалось, коричневые кристаллы забили поплавковую камеру. Вычистил их, собрал карбюратор, проехал триста метров, встал, опять разобрал, вычистил, проехал, встал – и так тридцать четыре раза.
Было холодно, Лена расхотела кататься. Она с первого раза оценила мою техническую грамотность. Следующие тридцать три остановки казались ей ненужным хвастовством. Её голова кружилась от нашей близости. Я не просто пах бензином. Я говорил как бензин, думал как бензин, улыбался как бензин. При мне страшно было курить. Это называется, вроде бы, синестезия – иллюзия клубничного запаха при виде клубники. При последующих наших обеих встречах Лене всюду мерещился нефтеперегонный завод. Отношения не заладились. Жаль. Потому что человек я, в общем, неплохой.
