Женщина напоминала кого-то — гладкой кожей, большими темными глазами, волосами...
БУМ!
Мальчик всхлипнул от безнадежности и горя.
— Эй ты! — пробился сквозь высокую стену его несчастий хриплый, но дружелюбный голос.— Эй, Хэн!
Шмыгая и захлебываясь слезами, пацан поднял голову и увидел перед собой высокого мужчину. От черноволосого незнакомца пахло алдераанским элем и дымом от доброй полдюжины запрещенных наркотиков, но в отличие от многих прохожих он уверенно и твердо держался на ногах.
Мужчина понял, что завладел вниманием маленького попрошайки, и опустился на корточки; теперь они смотрели друг другу в глаза.
— А ты не великоват, чтобы плакать на улице, а? Ты уже большой парень.
Пацан кивнул, он все еще хлюпал носом, но старался взять себя в руки.
— Д-да... да. Больсой.
Он еще не отвык шепелявить; насколько он помнил, он всегда говорил именно так. А научился он давно, очень давно, тогда еще было очень холодно. И скоро опять будет холодно, то есть говорить он умеет уже...
БУМ!
Мальчишка опять задрожал, когда память наотрез отказалась вытаскивать из своих глубин давнишние события. На поверхность всплыло что-то другое, то, что он сначала упустил, занятый собственными бедами и переживаниями. Его же окликнули по имени! Откуда этот человек знает, как его зовут?
— К-кто... ты кто? — прошептал мальчишка, стуча зубами от холода.— Мое имя... как?
Мужчина весело ухмыльнулся, блеснули зубы. Должно быть, он считал свою улыбку дружелюбной, но бродяжку опять затрясло. Оскал напомнил ему о стае каноидов, которые охотятся по ночам в темных портовых закоулках.
— Я многое знаю, малыш,— сказал незнакомец.— А ты называй меня капитаном Шрайком. Выговорить-то сумеешь?
— Д-да... капитан Срайк,— неуверенно повторил окоченевший мальчишка и икнул.— Но... мое имя? Откуда ты знаешь?
Мужчина протянул руку, как будто собирался взъерошить новому знакомцу волосы, заметил, похоже, грязь и обитателей юной головы и передумал.
— Ты удивишься, мой мальчик. Я знаю практически все, что творится на нашей Кореллии. Я знаю, кто потерялся и кто нашелся, кто продается, а кто покупается и где захоронены все тела. Собственно, я давно положил на тебя глаз. Ты вроде бы смышленый парнишка. Скажи мне, ты умный?
Маленький попрошайка выпрямился, задумчиво разглядывая капитана.
— Да,— подтвердил он, сдержав дрожь.— Смысленый.
Вот уж в этом он не сомневался! Глупые на улице и месяца не протянут.
— Да это же просто здорово, парень! Что за молодец. Что ж, для умных ребят я найду работенку. Хочешь пойти со мной? Я дам тебе много еды и теплое место для сна,— капитан опять ухмыльнулся.— И держу пари, тебе не терпится посмотреть на мой корабль.
Он указал в потемневшее небо.
Мальчик с жаром кивнул. Еда? Постель? И особенно...
— Настоясий корабль? Космический? Хочу! Я пилотом буду, когда вырасту.
Капитан рассмеялся и опять протянул руку.
— Тогда добро пожаловать в семью.
Грязные пальцы утонули в широкой ладони капитана, и мальчик вместе с мужчиной направились в сторону доков...
Хэн поерзал, тряхнул головой. Не надо было идти с ним. Если бы я тогда не согласился, Дьюланна была бы жива...
Но если бы он не пошел со Шрайком в ту ночь, то одним прекрасным утром проснулся бы на задворках и выяснил, что врельты отгрызли ему нос и уши, как случилось с одной из девчонок из «спасенных» Шрайком сирот.
Хэн невесело усмехнулся. В Гаррисе Шрайке нет ни капли жалости и сострадания. Капитан собирал детей, чтобы богатеть с их помощью. Почти на каждой планете, которую посещала «Удача», Шрайк выгружал группу таких вот найденышей и выпускал их слоняться по улицам под присмотром дроида, которого лично же запрограммировал. Ф8ГН (иначе Фигня) распределял «рабочие» участки и отслеживал дела у ребят, которые просили милостыню или инспектировали карманы прохожих.
Попрошайничать посылали самых маленьких, тощих и уродливых. Лучше всех справлялась Даналис, та самая девчонка, пострадавшая от врельтрв. Шрайк заставлял ее работать за троих, несколько лет подряд обещая, что, как только она заработает много денег, ее отправят в специальную клинику, где исправят лицо, чтобы Даналис снова походила на человека.
Но слова капитан не сдержал. Когда Даналис стукнуло четырнадцать, она, видимо, сообразила, что Шрайк и не собирался выполнять обещание. Как-то ночью по корабельному времени она забралась во внешний воздушный шлюз «Удачи торговца» и разгерметизировала его. Вот только скафандр не надела.
Хэн входил в команду, посланную чистить шлюз. До сих пор его передергивало от воспоминаний.
Бедняга Даналис. Хэн легко мог представить, как она вручает Фигне дневной улов. Дроид был высокий, похожий на веретено, с корпусом из красноватого с оранжевым отливом металла. Его столько раз ремонтировали, что заплатки накладывались на заплатки: золотистые, темно-красные, серовато-белые. На макушке красовалась серебристая.
Хэн вспомнил голос дроида. У Фигни были вечные неполадки с вокодером, и его тембр гулял от жирных басов до металлического визга. Но каким бы голосом ни разговаривал дроид, его подопечные слушали его во все уши. * * *
— А теперь, милые крошки, все запомнили границы участков?
Пестрый дроид ворочал головой на тронутой ржавчиной шарнирной шее, разглядывая восьмерых ребят с «Удачи торговца», которые выстроились перед ним в шеренгу. Все дети подтвердили, что да, запомнили.
— Что ж, милые крошки,— продолжил Фигня, перескакивая с басов на дискант.— А теперь разбираем задания. Падра...
Робот смерил взглядом мальчишку годом старше Хэна.
— Сегодня тебе дается возможность продемонстрировать нам, какую помощь ты можешь оказать несчастным жителям этого города, отягощенным драгоценностями, кошельками и дорогостоящими комлинками.
Фоторецепторы дроида жадно блестели. Они были разного цвета; один давно перегорел, и Шрайк заменил его линзой, вывинченной из выброшенного на свалку робота. Поэтому один глаз был красный, второй — зеленый.
— Хочешь ли ты помочь добрым горожанам, Падра? — поинтересовался Фигня, вопросительно склоняя набок металлический цилиндр головы; голос его сочился искусственным дружелюбием
— Уж точно! — воскликнул мальчик, победно оглядываясь на других ребятишек, а затем прошептал сам себе, едва слышно, но восторженно: — Все, с милостыней покончено! Она — для молокососов.
Хэн, который только начал осваивать тонкое искусство обшаривания чужих карманов, испытал укол зависти. Если поднатореть, карманничество — плевое дело. И так гораздо легче выполнить дневную норму, устанавливаемую Фигней, чем выклянчивая у прохожих деньги. Если ты попрошайка, то тебе нужно удачно переговорить с тремя, как минимум, жертвами, чтобы получить с одного.
