Вместо этого герцог только пожал плечами:
— Если вам не комфортно в библиотеке, тогда я проведу для вас экскурсию по всему дому. Я уверен, что мы найдем по крайней мере одну комнату по вашему вкусу.
Он согнул руку в локте, предлагая ей взять его под руку, и Лиллиан поняла, что, не отрывая глаз, смотрит на нее. Очень красивая рука. Даже через одежду она видела крепкие мускулы. Ну почему он не может быть вялым, ленивым и непривлекательным?
— Мисс Мейхью?
Лиллиан моргнула, подняла голову и увидела, что Саймон смотрит на нее, улыбаясь уголками губ. Его согнутая рука по-прежнему находилась между ними, и Лиллиан наконец взяла его под руку, стараясь не обращать внимания на тревожное ощущение, которое пронзило ее в тот момент, когда она коснулась его руки.
Они вместе неторопливо вышли в коридор, как будто Саймону больше нечего было делать, как только показывать ей свой дом. Очевидно, это было не так. Ведь он герцог. У него столько обязанностей, так почему же он сосредоточил свое внимание на ней?
— Я слышал, что вы с леди Габриэлой — очень хорошие друзья, — произнес Саймон, входя вместе с Лиллиан в очаровательную гостиную, где у большого окна, которое выходило на окружавшие дом холмы, стояло пианино.
Лиллиан старалась дышать ровно, хотя испытывала необыкновенное удовольствие. Какой бы ни была его семья, ее определенно отличал хороший вкус. Черная поверхность прекрасного пианино сверкала, что, вероятно, свидетельствовало о хорошем уходе. Возможно, чуть позже Габби сыграет на этом инструменте. Ее подруга была очень талантлива.
— Габби — моя лучшая подруга, — откликнулась Лиллиан, когда они вышли из комнаты и двинулись дальше. — По возрасту она ближе моему младшему брату, но наши матери когда-то были дружны, поэтому мы знаем друг друга всю жизнь и стали близки, несмотря на неравенство в возрасте.
— Ну что вы, мисс Мейхью! — воскликнул герцог, немного отклонившись назад. — Не может быть, чтобы вы с подругой были разного возраста!
Несмотря ни на что, у Лиллиан зарозовели от удовольствия щеки. Она давно дебютировала в свете, но так долго не выходила замуж, что иногда чувствовала себя древней старухой, и особенно рядом с Габби, цветущей и привлекательной.
— Леди Габриэла моложе меня на четыре года, ваша светлость, и для большинства в наших кругах это целая вечность. — Лиллиан вдруг улыбнулась. — А вам следует знать, что джентльмены никогда не говорят с леди о ее возрасте.
— Прошу прощения.
Биллингем шутливо поклонился, и они вошли в бильярдную. У Лиллиан замерло сердце. Бильярд всегда вызывал у нее воспоминания о покойном отце. Он обожал играть и играл довольно хорошо. Он даже немного научил Лиллиан, несмотря на возражения матери. Какие счастливые были времена…
— Как же вы стали близки друг другу, когда у вас такая уж большая разница в возрасте? — шутливым тоном поинтересовался Саймон.
Лиллиан остановилась, боль железным обручем сжала ее сердце.
— Мы… у нас был одинаковый жизненный опыт.
— Например? — наклонил голову герцог, но теперь он казался намного серьезнее, как будто почувствовал перемены в ее поведении.
— Мы обе потеряли матерей в один год, — пояснила Лиллиан после долгого молчания.
Хотя ей не хотелось говорить что-либо о своей матери, особенно этому человеку, но большого секрета здесь не было. В обществе о смерти ее матери до сих пор продолжали сплетничать и шептаться. Поскольку она упомянула об этом сама, возможно, герцог узнает какие-то подробности и, перестанет проявлять к ней интерес. У многих, кто был до него, интерес к ней пропадал мгновенно.
— Подобный опыт заставил Габби повзрослеть и связал нас навеки, — нашла в себе силы продолжить Лиллиан.
— Я приношу свои извинения, — вздрогнул Саймон, — и на этот раз самые искренние.
Он коротко коснулся ее руки. Теперь они оба были без перчаток. Его рука была теплой, а кожа — немного грубее, чем ее.
— Я позволил себе шутить о больном и личном. Надеюсь, я не оскорбил вас.
Лиллиан с трудом сглотнула. Саймон показался ей таким искренним в этот момент. Вот только насколько это правдиво? Неужели его отец так же умело прикидывался добрым, если хотел соблазнить женщину? Лиллиан не знала, но все это очень смущало ее.
— Вы могли не знать этого, милорд, — покачала головой Лиллиан. — Это было очень давно.
— Мне кажется, — Саймон тихонько сжал ее пальцы, — что боль от потери родителей не ослабевает со временем. Мой отец умер полгода назад, и сейчас мне больно точно так же, как и в день его смерти.
При упоминании Роджера Крэторна Лиллиан выдернула свою руку.
— Простите меня, ваша светлость, я обещала подруге, что вернусь и разбужу ее к ужину. Я давно должна была это сделать. Спасибо за экскурсию.
С этими словами Лиллиан повернулась и пошла прочь.
Глава 3
— Он зашел настолько далеко, что осмелился сравнить смерть своего отца со смертью моей матери! Как будто их двоих можно поставить на одну ступень!
Лиллиан, сложив руки на груди, снова и снова мерила шагами спальню. Эмоции переполняли каждую клеточку ее тела, ее даже бросило в дрожь.
— Но, дорогая моя, — Габби с тревогой наблюдала за ней, — ты должна помнить, что для него эти две потери действительно равнозначны. Ты потеряла своих родителей, он потерял отца. Вас связывает смерть одного из родителей.
Лиллиан понимала, что в словах подруги есть доля истины, но не удержалась и покачала головой.
— Никогда не говори так! Меня ничего с ним не связывает. И никогда не будет связывать. — Лиллиан заморгала, чтобы победить внезапно подступившие слезы. — Моя мать была хорошей, скромной и доброй. Его отец был лицемером и дьяволом, который силой брал то, чего не заслуживал, не заботясь о последствиях.
— Ты забываешь, — Габби встала и направилась к Лиллиан, — что Саймон Крэторн может, как и все остальные, просто не знать о настоящем характере своего отца. Ты сама говорила, что Роджер Крэторн хорошо маскировал свое настоящее «я». Может быть, Саймон не имел ни малейшего представления о том, чем занимался покойный герцог, когда никто не видел.
Лиллиан вдруг перестала беспокойно ходить по комнате, остановилась и вздрогнула. В свой самый тяжелый час, когда она решила уничтожить доброе имя старого герцога Биллингема, она смогла отбросить мысли о том, как ее действия могут отразиться на невиновных людях. Теперь сделать это было труднее. С момента ее прибытия сюда чувство вины постоянно росло, когда она думала о том, к каким последствиям могут привести ее поиски.
Если членам семьи действительно ничего не известно о делах и лживости покойного герцога, это раздавит их.
Но разве такое может быть? Разве могла семья Роджера Крэторна жить рядом с ним и не представлять, каким подонком он был? Неужели это никакие проявлялось в нем?
