— Нет, не знаю, — ответил Гест. — Я видел дорига всего раз в жизни, да и то слова не успел сказать, как он уже удрал.
— Тогда тебе многому придется учиться, — заметил кузнец.
Гест снова улыбнулся:
— Конечно, придется. Поэтому схожу-ка я через Низины, потолкую с Оггом.
И к возмущению всего Гарлесья, Гест так и поступил. Он отправил гонца обратно, велев сказать, что вот-вот появится сам, и собрался в путь, взяв в спутники лишь Банота. Все умоляли Геста хорошенько подумать. Гесту напомнили, что другого вождя взять неоткуда. Гесту сказали, что если уж ему так неймется, то пусть он возьмет с собой двадцать крепких бойцов обороняться от доригов. Гесту поведали все страшные истории о том, как дориги приносят пленников в жертву и вывешивают их перед ликом Светлого Солнца.
Гест не стал ничего слушать. Он был учтив, но совершенно непреклонен. Гарлесяне обнаружили, что их новый вождь — самый упрямый человек в Низинах. За это его еще больше зауважали, однако начали еще сильнее тревожиться, вернется ли он назад целым и невредимым. Банота отозвали в сторону и заставили дать клятву, что с Гестом ничего не случится.
— Сделаю, что смогу, — отвечал Банот. — Только вы не знаете Геста.
Пришлось гарлесянам удовлетвориться этим. Когда два путника зашагали по старой дороге, вслед им смотрели все жители кургана. Единственным ярким пятном был отблеск Светлого Солнца на золотых гривнах. Путники оделись и вооружились удобно и неброско. Арфу Банот спрятал в выцветший дорожный чехол, чтобы не привлечь внимания великанов. Когда Гест с другом исчезли в тумане, гарлесяне вернулись в курган и произнесли охранные слова. Потом они стали ждать.
К их огорчению, два дня спустя Банот вернулся один. Вид у него был рассеянный и отсутствующий, и от души обрадовалась ему одна лишь Тилле. Все прочие окружили его толпой и грозно спросили, где Гест.
— Наверное, в Отхолмье, — рассеянно ответил Банот. — Он отослал меня домой.
Хотя все гарлесяне были рады, что Гест жив, им хотелось знать, что сказал Огг, почему Банота отослали и чем Гест занимается.
Тут Банот устал.
— Гест всегда и все делает по-своему. Дайте попить. — Больше ничего от него не добились.
Мири, жена пасечника, сбегала за пивом, надеясь, что хмель развяжет Баноту язык. Тилле помогла мужу снять со спины арфу. При этом чехол свалился, и Тилле заметила, что одна струна порвалась. На ее месте виднелась непонятная белесая жилка, сильно пахнущая клеем.
— Откуда у тебя такая странная струна? — спросила Тилле.
— А, эта… Пришлось приспособить то, что было под рукой, — отозвался Банот. Он хлебнул пива, пришел в себя и даже начал смеяться. — Я пел, играл и говорил полночи подряд, — объяснил он. — Теперь все болит и голоса нет.
— Это ты в Отхолмье? — спросила Тилле, которая была рада услышать, что там все настолько весело.
Банот помотал головой.
— Нет. У дороги. Мы повстречали по пути друзей, то есть мы с Гестом, — ты их не знаешь, но они чудные ребята, и на обратном пути я заночевал с ними. — Он засмеялся. — Замечательные друзья.
— Когда же Гест намерен вернуться? — законно поинтересовались все разом.
— Дня через два, — зевая, ответил Банот. — Если вообще вернется. И не исключено, что он будет очень спешить. — И с этими словами он снова засмеялся, зевнул и побрел спать, оставив всех в полнейшем недоумении. Назавтра он почти ничего не добавил.
Гест вернулся посреди следующей ночи. Все об этом сразу узнали, потому что на пороге кургана Гест обернулся и выкрикнул слова, которые запечатывали главные ворота от врагов. Жители Гарлесья, напуганные грохотом и криком, повылезали из постелей. Кто-то сообразил зажечь огонь, после чего все застыли в изумлении. Гест привел с собой прекрасную девушку — высокую, бледную, с волосами черными, как торф. Оба они были с ног до головы в болотной грязи и запыхались так, что едва могли говорить. Золотой гривны на Гесте не было. Зато на девушке оказалась гривна настолько богатая и затейливая, что ничего подобного в Гарлесье в жизни не видывали.
— Заговорите остальные ворота! — прохрипел Гест первому, на кого наткнулся.
Мальчик бросился выполнять приказ. Остальные столпились кругом и загалдели.
— Что случилось? Там дориги?!
Гест совсем задохнулся и мог только качать головой. За него застенчиво ответила девушка:
— Там мой брат Орбан. Я Адара, дочь Огга.
При этих словах все заахали и зашептались.
Всем было известно, что Огг любил свою дочь больше жизни. Адара считалась самой красивой девушкой в Низинах и к тому же самой мудрой. И вот, судя по всему, Гест ее похитил.
— Война, — мрачно проговорил пасечник. — Теперь будет война.
— Нет, — ответил Гест, которому было никак не отдышаться. — Я выполнил три задания. Завтра свадьба. Теперь спать. Готовьте пир.
— Здрасьте пожалуйста! — возмущенно говорила Мири, провожая Адару на ночлег к Тилле. — Он что, думает, будто пир можно приготовить за пять минут?
— Конечно нельзя, — согласилась Адара. — Вряд ли он так думает. Давайте я вернусь и уговорю его отложить свадьбу.
Тут, конечно, Мири и Тилле закусили удила.
— Не вздумай! — воскликнула Тилле. — Как-нибудь управимся.
— К тому же неприлично откладывать свадьбу, если тебя похитили, — добавила Мири.
— Он меня не похищал, я сама с ним убежала, — возразила Адара.
— Твое мнение никого не интересует, — сурово ответила Мири. — Ложись и поспи. Утро вечера мудренее.
Но пока они устраивали Адару на ночлег, оказалось, что устоять перед ее очарованием не по силам ни той ни другой. Теперь они не могли винить Геста за то, что и он был ею очарован. «Отдал ей сердце да и голову в придачу», — кисло заметила Мири. Адара была мила, отзывчива и ничуть не горда. Но больше всего в ее пользу говорило то, что хотя ее и считали самой мудрой женщиной в Низинах, этого никак нельзя было заподозрить по ее обхождению. Мири и Тилле были в этом единодушны.
— Не выношу мудриц, которые вечно кичатся своим умом, — заявила Мири, которая натерпелась этого на собственном горьком опыте — ведь она сама была мудрицей. — Хотя все равно жалко, что она нам ничего не рассказала. А теперь придется ждать ее брата Орбана — может, он нам все объяснит.
При этих словах появился Орбан. Гарлесье так и задрожало. Крик и грохот у главных ворот стоял такой, словно вместе с Орбаном примчалась по меньшей мере половина бойцов Отхолмья.
Гест, как следует освежившись пивом, вывел из боковых ворот всех бойцов Гарлесья. Два отряда сошлись под полной луной, и в кургане все стали ждать, когда начнется битва.
Орбан, ставший с годами неуклюжим надутым детиной, вышел перед сплоченными рядами отхолмцев и свирепо уставился на Геста.
