Я помотал головой и пошел дальше.
И тут неожиданно – какая вдруг радость и облегчение! – я оказался на полянке, где зимней бурей вывернуло большое дерево. Наверху в навесе ветвей открылась дыра с неровными краями, в густеющей синеве мерцали звезды.
И здесь запах стал еще сильнее. Помню, как я смотрел озадаченно себе под ноги, думая, что же его вызывает.
“Бога ради, – пытался я себя урезонить, – это же просто какой-то дурацкий запах. Барсучья струя или след хорька”. Но запах был настолько силен и неуместен, что я невольно продолжал глядеть под ноги.
И тут я увидел самое странное.
Почва вокруг меня шевелилась. Шевелилась отдельными медленными движениями. И я разглядел, что шевелилась не почва: шевелилось то, что из почвы вылезало.
Их были тысячи. Больше всего было похоже, будто когда-то сотни людей похоронили заживо, и вот они медленно, медленно, медленно высовывают наружу пальцы, вверх, вверх, пока не вылезут. Тогда они медленно эти пальцы сгибают, радуясь ощущению вечернего воздуха на коже после многих лет в гробу, в холодной сырой могиле.
Я съежился, глядя в изумлении на розовые палочки, гордо поднимающиеся из земли.
Глаза уже достаточно привыкли к темноте. И до меня наконец дошло.
Черви.
Тысячи дурацких червей. Все сразу выползли наружу. Но все они почему-то, все до одного, решили стоять на хвостах, держа тела прямо, и были похожи на какие-то психом нарисованные всходы посева пальцев. Да, ребятам надо на это посмотреть, обязательно. Даже видеокамеру надо бы принести, ухмыльнулся я про себя. Получатся кадры для концовки выпуска новостей. Знаете, вроде как умная собачка катается на парусной доске или симпатичный кот везет тележку для гольфа – в этом роде. На заработанные денежки можно будет купить новые микрофоны для оркестра.
Я решил, что успею сбегать домой и вернуться с камерой за полчаса. Я посмотрел на время – 21.47. Да, запросто. И засниму этих червей за их странным ночным танцем.
Я встал.
И первое, что увидел, это было лицо. Оно висело во мраке в воздухе, без тела, одно лицо.
Лицо с парой глаз, которые видели меня насквозь до самого затылка.
Я открыл рот, чтобы крикнуть ребятам. Но не издал ни звука. Почему-то я окаменел, как статуя.
Следующее, что я помню – как лежу на земле со всеми этими танцующими червями.
Я сразу попытался подняться, но не мог шевельнуться. Не мог дышать. Я только сознавал, что меня держит чья-то прижатая между лопаток рука, а другая прижимает мое лицо к земле. Теперь я видел стремящихся к небу червей крупным планом. И тела их – розовые, мокрые, кольчатые.
Вот тогда я понял, что хочу закричать.
Потому что теперь я знал, на что наткнулся Стенно. На это лицо в темноте.
И, чувствуя, как меня прижимает к земле, я ощутил накатившую волну ужаса. Она поднималась откуда-то изнутри. И раздувалась, раздувалась, раздувалась. Первобытный ужас. Беспощадный, неодолимый ужас, пронзающий сердце, всепоглощающий ужас, заглушивший все мысли и ощущения.
Изо рта у меня не вылетело ни звука, но внутри моей прижатой к земле головы слышался вопль, вопль, вопль.
5
Было уже темно, и вечеринка была в полном разгаре. На лужайке танцевали под старую рок-н-ролльную ленту.
Когда я вошел в ворота, Говард Спаркмен ухмыльнулся мне навстречу:
– Что тебя задержало, старый друг Рик Кеннеди? – Ухмылка стала шире. – Или надо спросить, ктотебя задержал?
– Никто меня нигде не задерживал. Я искал тех, кто напал на Стенно. Кстати, как он?
– Его отвезли в больницу посмотреть, что у него с глазом, но вроде ничего угрожающего жизни с ним не случилось. Он даже смог выпить пару баночек пива и смеялся какой-то сальной шуточке Дина. Ладно… – Глаза его лучились из-под очков с золотой оправой. – А ты не расскажешь своему старому другу, кого ты там тискал у дерева?
– Был бы рад… Слушай, передай мне пива. Во рту такой вкус, будто ты там ночевал.
– Прекрасно! – подмигнул Говард. – Строишь из себя джентльмена? О поцелуе не рассказываешь?
Шутка становилась слегка навязчивой.
– Не понял, Говард. Что ты там про меня придумываешь?
– Чем-то ты должен был быть занят все то время, что тебя не было.
– Время, что меня не было? Да я на пять минут позже вас пришел. Мы искали в лесу бистонскую банду. Я нашел дырку от бублика, и вы, по-видимому, немногим больше. Потом мы все вернулись.
– Но мы уже сто лет назад вернулись, мой милый.
– Сто лет? Да мы все только минут на двадцать уходили.
– Рик, – Говард похлопал себя по часам, – все, кроме тебя, уже час как здесь.
– Час? Дури голову кому-нибудь другому.
– Ладно, ладно, не буду лезть не в свое дело. Я слишком любопытен. Ладно, вот возьми отбивную. Они сегодня отличные.
Я глотнул пива. Оно обожгло горло, как жидкий лед. Откуда бы такая жажда? Как будто я пешком перешел пылающие пески Сахары. На часы я смотрел не больше пяти минут назад, и там было 21.47. Я еще раз посмотрел на часы.
– Эй, Рик, что с тобой?
– Ничего… все отлично.
– Ну, вид у тебя не слишком отличный. Косточка в горле застряла, что ли?
– Да нет, Говард, действительно все в порядке. Можешь мне еще пива передать?
– Конечно. Ты бы сел, Рик. А то у тебя вид не очень устойчивый.
– Устойчивый?
– Будто ты сейчас с катушек свалишься.
– Все нормально.
– Рик, сядь.
– Слушай, Спарки, ты говоришь, как моя мамочка.
– Поскольку я на два года старше, то быть твоей мамочкой, папочкой и милой тетушкой Нелли в одном флаконе – моя прерогатива. Садись сюда, и я тебе дам выпить.
Я смотрел, как Говард пыхтит куда-то за пивом. Какое-то мгновение мне казалось, что я гляжу со дна очень глубокой ямы. Даже видны были высокие темные стены и световой пузырь, в котором Говард спешит к столу с напитками.
И я знал, откуда такое чувство. Дело не в алкоголе. А в том, что я посмотрел на часы. Все чувства мне подсказывали, что они должны показывать без чего-то десять. А они показывали моим глазам 23.01.
Но ведь всего несколько минут назад я смотрел на них в лесу, и было 21.47.
Да, у меня есть репутация человека иногда рассеянного. Я теряю мелочь из карманов, забываю пальто в ресторане или путаю телефоны друзей. Но мне еще не приходилось полностью забывать целый час.
Я снова вернулся мысленно к тому, что делал в лесу. Мы искали бистонскую банду. Разделились. Я забрел в самую темную чащу. Там была поляна на месте упавшего дерева. Ага… Вспоминаю. Что-то там было такое с почвой, что-то… комичное? Да, комичное, смешное, вроде… вроде…
