— Я одевалась для тебя, — сказала Оливия. — В честь твоих доблестных поисков в Египте. Я заказала шелк для платья, чтобы сочетался с зеленым цветом Нила на твоих акварелях. Нам пришлось использовать райских птиц, потому что не смогли раздобыть ибисов.
Понизив голос до заговорщического шепота, она наклонилась к нему, предлагая еще более близкий и полный вид бело-розовой плоти, которая идеально уместилась бы в мужских ладонях. В этой опасной близости Лайл заметил легкую испарину, которую на ее коже вызвала жара в бальном зале, и ощутил исходящий от нее запах влажной плоти и легких цветочных духов.
Хотя бы предупредила его, черт ее побери!..
«Думай о тощей двенадцатилетней девчонке», — посоветовал себе Лайл.
— Я хотела одеться, как одна из дам на копиях изображений со стен гробниц, которые ты присылал, — продолжила Оливия, — но мне запретили…
Ее аромат и слова о запрете размягчали мозг.
«Факты, — сказал себе Лайл. — Нужно придерживаться фактов…»
Куда подевались ее веснушки?
Возможно, мягкий свет свечей сделал их менее заметными. Или, может быть, она припудрила их? А может, сводит веснушки лимонным соком?
«Перестань думать о ее груди. Так начинают сходить с ума. Что она говорила? Что-то о росписях на гробницах».
Он представил в уме образы плоских фигур на каменных стенах.
— Дамы на стенах гробниц, строго говоря, не одеты, — сказал он. — При жизни они, кажется, туго заворачивались в кусок очень тонкой ткани.
Наряд не оставлял простора для фантазий, вот, вероятно, почему даже он, всегда предпочитая опираться на факты, без труда представил новое соблазнительное тело Оливии, задрапированное в тонкое полотно.
— Потом, когда они умирали, — продолжал Лайл, — их с головы до ног туго заворачивали в несколько слоев ткани. Ни один из этих нарядов не подходит для английского бала.
— Ты не меняешься, — сказала Оливия, отступив назад. — Все всегда воспринимаешь буквально.
— Только Лайл может упустить такую блестящую возможность, — послышался мужской голос. — Вместо того чтобы сделать даме комплимент, как должен поступить любой мужчина, у которого есть глаза, и попытаться завоевать ее благосклонность, он завел скучную лекцию об обычаях язычников.
«Да, потому что это безопасно».
— Я ничуть не отвлекался, уверяю вас, мисс Карсингтон, — сказал Лайл. — В настоящий момент мое внимание целиком и полностью принадлежит вам.
Ему бы хотелось схватить за горло того злодея, который одарил Оливию этим телом и лицом, как будто она нуждалась в дополнительном оружии. Это, должно быть, сам дьявол. Наверное, за те пять лет, что Лайл ее не видел, они заключили сделку. Естественно, сатана, как и любой другой, заключил бы с Оливией самую невыгодную сделку.
В уголке сознания голос, который предупреждал его о змеях, скорпионах и наемных убийцах, прятавшихся в темноте, сказал ему: «Берегись!»
Но он уже знал это, потому что знал Оливию.
Она представляла собой опасность. Прекрасная или эффектная, с грудью или без, она излучала роковое очарование. Она легко пленяла мужчин, вполне здравомыслящих во всех других отношениях, причем многие из них уже видели, как она разрушила покой других таких же, как они, мужчин.
Лайл это знал. Ее письма, помимо всего прочего, были полны многочисленных «романтических разочарований». Войдя в бальный зал, он услышал и другие истории. Он знал, какая она.
Он просто на время оказался немного не в себе, поскольку сам мужчина. Когда тебя поощряет красивая женщина, то это чисто физическая реакция, совершенно естественная. У него всегда бывает такая реакция. Этот случай вызывал беспокойство только потому, что он отреагировал на Оливию.
Которая была его подругой и союзницей, почти сестрой.
Он всегда думал о ней только так.
«И впредь я буду думать о ней только так», — сказал себе Лайл.
Он испытал небольшой шок, вот и все. В своей жизни он подвергался шоку почти ежедневно и справлялся с ним.
— Завладев моим вниманием, — проговорил он, — может быть, леди будет столь добра, что подарит мне следующий танец?
— Этот танец — мой, — сказал один из мужчин, зависнув над ее плечом. — Мисс Карсингтон обещала.
— Вы сможете получить другой, лорд Белдер! — отрезала Оливия, щелчком захлопнув веер. — Я не видела лорда Лайла целую вечность, и он скоро вновь уедет. Он самый неуловимый мужчина на свете. Если я не потанцую с ним сейчас, кто знает, когда я опять смогу это сделать? Он может утонуть в кораблекрушении. Его может съесть крокодил, укусить змея или скорпион. Он может стать жертвой чумы. Как вам известно, он счастлив только тогда, когда рискует жизнью, чтобы улучшить наши познания о древних цивилизациях. А с вами я могу потанцевать в любое время.
Белдер метнул убийственный взгляд на Лайла, но улыбнулся Оливии и согласился.
Пока Лайл уводил Оливию, до него наконец дошло, почему мужчины продолжали стреляться из-за нее.
Они все желали ее и ничего не могли с этим поделать. Она знала об этом, и ей это было безразлично.
Глава 2
Рука в перчатке, которую взяла Оливия, была сильнее и тверже той, что она помнила. Когда эта рука сжала ее ладонь, она почувствовала, как по всему телу разливается тепло. Ее это сильно поразило, хотя за сегодняшний вечер это было отнюдь не первым ее потрясением.
Брала ли она Лайла за руку раньше? Оливия не могла вспомнить. Она просто интуитивно пошла с ним, хотя это был уже не тот юноша, которого она когда-то знала.
Прежде всего он стал намного крупнее, и не только физически, хотя и эта перемена в нем производила достаточно внушительное впечатление.
Когда Перегрин несколько минут назад приблизился к ней, то заслонил собой всю комнату. Он всегда был намного выше Оливии, но сейчас перед ней стоял уже не тот долговязый юноша. Лайл превратился в мужчину, от которого исходила ошеломляющая по своему напору мужская сила.
Оливия была не единственной в этом зале, кому он вскружил голову. В мужской толпе, собравшейся вокруг нее, было и несколько ее подруг. И Оливия видела, как они смотрели на Лайла, когда тот подошел к ней. Сейчас, пока они прокладывали себе дорогу к танцевальной площадке, она замечала, как поворачиваются головы им вслед. И на этот раз не только мужские — и не все они смотрели на нее.
Она тоже пристально разглядывала его, хотя, казалось, хорошо его знала. Он привлекал внимание тем, что не был ни на кого похож.
Оливия незаметно изучала его, оценивала его, как сделал бы любой из рода Делюси.
От египетского солнца его кожа стала бронзовой, а волосы выгорели до бледно-золотистого цвета, но не только это в нем изменилось.
Черный сюртук плотно облегал его широкие плечи, а брюки подчеркивали длинные мускулистые ноги. Безупречно белая сорочка контрастировала с блестящими черными туфлями. На нем был точно такой же безукоризненный вечерний костюм, что и на других мужчинах, но Лайл почему-то производил впечатление не совсем одетого, возможно, потому, что ни одному другому джентльмену не удавалось так убедительно для других подчеркнуть свое крепкое сильное тело под элегантной одеждой.
