Он похож на дракона, гордого и одинокого, почему-то подумалось Кристин. Эта нелепая мысль вызвала у нее грустную улыбку. Глупая, глупая девочка. Кроме прозвища, нет в тебе ничего от принцессы. А все драконы вымерли. Остались в сказках. И вообще, дракон — это отрицательный персонаж! Кристин повернулась к огромному зеркалу и скорчила рожицу. Зеркало послало ей веселое отражение.
В дверь постучали, и приветливый, добродушный голос из коридора спросил:
— Мисс Кристин, вы уже встали?
— Да, входи, Тильда. — Кристин обернулась к двери.
На пороге возникла массивная фигура старой служанки. Матильда (дома ее называли Тильдой) работала у Макферсонов еще до рождения Брайана. Дети считали ее членом семьи.
— Доброе утро, моя Принцесса! — Лицо служанки расцвело в самой доброй улыбке. — Поторопись к завтраку. Твой отец уже уехал, но, сдается мне, гость этот сегодня пришел именно к тебе. Он ждет внизу.
— Кто? — Глаза широко распахнуты. Кристин искренне удивилась.
— Мистер Ломан. С цветами.
— Эйдриан приехал! — радостно вскрикнула Кристин. Она стрелой вылетела в коридор. — Ой! — послышалось уже от лестницы.
Девушка бегом вернулась в комнату, сияя счастливой улыбкой, схватила пеньюар, накинула его и снова убежала, запахиваясь на ходу.
По гостиной нетерпеливо прохаживался высокий мужчина лет сорока пяти. На его приятном, открытом лице между бровей залегла суровая складка: видимо, человек был сейчас чем-то сильно озабочен. Он задумчиво провел рукой по волосам — они были почти совсем седыми. В другой руке мужчина держал несколько белых роз. Очевидно, он так погрузился в свои мысли, что совсем забыл про цветы. Скользнув по букету взглядом, мужчина почти удивился ему.
— Эйдриан! Эйдриан! — восклицала Кристин, прыгая через две ступеньки.
Она даже не замечала, как длинный ворс ковра щекочет ее босые ноги. Но когда до конца лестницы осталось ступенек пять-шесть, девушка остановилась так резко, что чуть не споткнулась, будто вспомнила о чем-то важном — и являющемся непреодолимым препятствием для дальнейшего движения. Кристин скрестила руки на груди и строго сдвинула брови. А еще слегка надула губы и демонстративно отвела взгляд, так что выглядела весьма эффектно и выразительно. Мужчина, который при появлении Кристин в поле зрения буквально в два широких шага преодолел путь до лестницы (надо сказать, немаленькое расстояние), остановился тоже и опустил голову. Иными словами, принял позу провинившегося мальчишки, который знает, что натворил, и имеет четкое представление о том, какая кара его ждет. Он шумно вздохнул.
— Могу ли я молить Принцессу о милостивом прощении… — начал провинившийся, протягивая Кристин розы.
Кристин громко фыркнула, но поза и выражение ее лица остались прежними.
— …которое ее верный рыцарь, совершивший непоправимое, всей душой надеется заслужить?
Кристин бросила смешливый взгляд на стоящего перед ней мужчину и быстро отвернулась.
— Я самый несчастный человек на свете…
Кристин, которой уже стало очень любопытно, как верный рыцарь собирается заслужить прощение, глубоко возмутилась такому обороту дела — и речи. Очевидно, «высочайшее прощение» никто не намеревается заслуживать, а рассчитывает просто нахальным образом выпросить!
— Нет уж, позвольте, любезный рыцарь, — чеканя каждое слово, Кристин спускалась на ступеньку ниже.
На последней она остановилась: в соответствии с ролью ей вовсе не хотелось терять возможность смотреть на своего собеседника сверху вниз. Правда, сейчас ее глаза оказались все равно чуть ниже глаз высокого мужчины, но отступать — «сдавать позиции» — Кристин не стала.
Сквозь тонкую ткань ночной рубашки и пеньюара она ощутила прохладу розовых бутонов. Немного щекотно.
— У меня есть основания полагать, что, если здесь и присутствует самый несчастный и самый обиженный человек на свете, то это не вы, мистер Ломан, а я! Боюсь, вы и сами знаете, что именно у меня вчера был день рождения, мне пришлось принимать толпу гостей, чужих и малоприятных людей, из которых кого-то я даже не знаю по именам, спасибо Вивьен за разосланные приглашения! А вот близкого друга, которого я не видела уже три недели и мечтала наконец обнять вчера (такой простой подарок, правда?), — его-то я и не нашла среди гостей! — Выпалив все это, Кристин удивилась: как ей на одном дыхании удалось сочинить высокопарную, просто-таки королевскую обвинительную речь.
Эйдриан виновато молчал, чувствуя себя не вправе что-либо сказать. Он прекрасно понимал, что Кристин, может, и паясничает, используя некоторые обороты, но суть ее слов остается верной.
Кристин так увлеклась своей тирадой, что забыла о своей позе оскорбленного достоинства. Теперь, когда не требовалась больше жестикуляция, руки растерянно опустились. Кристин отстраненно посмотрела на свои ладони. Закусила губу от обиды, которую сама же в себе всколыхнула, желая наказать Эйдриана. Но руки машинально легли ему на плечи.
— Эд, ну почему ты вчера бросил меня им на растерзание? Я так тебя ждала…
Голос ее прозвучал совсем жалобно. Казалось, что принадлежит он не той девушке, что минуту назад гневно отчитывала стоявшего перед ней взрослого мужчину, а другой — беззащитной, нежной, ранимой. И Кристин, спустившись еще ниже и стоя близко-близко к Эйдриану (насколько позволял букет), вопросительно заглянула ему в глаза.
И он так же просто ответил, неотрывно глядя на ее лицо:
— Прости меня, Принцесса! — Ласково, немного грустно: сам понимал, что нелегко Кристин вчера было. И совсем другим тоном — зло, с досадой: — Черт бы побрал эти треклятые отложенные рейсы! И австралийские аэропорты! И несчастных кенгуру… Вот кто меня заставлял позавчера ехать за сто семьдесят миль от Канберры на них любоваться? Только на свой самолет опоздал, а следующие два рейса задержали из-за плохих метеоусловий…
Этого ворчания Кристин хватило, чтобы не задавать вопросов о причинах фатального опоздания. Она хотела было высказаться насчет того, что «кенгуру в дикой природе тебе оказались дороже меня…», но здраво рассудила, что не следует раздувать скандал. Эйдриан и так, кажется, уже не питал к этим зверушкам теплых чувств.
Желая успокоить друга, пока его досада не переросла в гнев, что иногда случалось, Кристин крепко обняла Эйдриана и доверчиво уткнулась лбом ему в плечо. Она почувствовала, что к терпкому аромату туалетной воды примешивается раздражающий запах табака. Ладно, за это получишь отдельный нагоняй. Взрослый человек — и такой глупый… Совсем себя не бережешь, подумала Кристин — у нее была склонность опекать Эйдриана, который знал ее с первого дня жизни.
Раздраженность Эйдриана как рукой сняло.
Он легко, как и двадцать лет назад, подхватил девушку (куда делся так и не врученный букет, Кристин понять не успела) и поднял достаточно высоко. От неожиданности Кристин вскрикнула, но тут же, как в детстве, ее наполнило ощущение полета и искристого веселья. Без всякого видимого напряжения, словно был не журналистом, а циркачом, Эйдриан закружил Кристин по гостиной.
