Я с интересом наблюдал, как поднимается и опускается его маленькая грудная клетка. Никогда я не видел, чтобы кто-нибудь так быстро отрубался. На моем лице сияла идиотская улыбка.
— Нортон, — тихо позвал я. — Нортон…
Глаза котенка медленно открылись. Сначала это были щелочки, затем веки приоткрылись наполовину, и вот он уже смотрит на меня, наклонив голову.
— Видишь, он уже знает свое имя.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
КОТ, КОТОРЫЙ ОТПРАВИЛСЯ НА ФАЙЕР-АЙЛЕНД
Большинство людей думает, что кошки доставляют меньше хлопот, чем собаки. Они не правы. Особенно в том случае, если некий владелец решит, будто его кот настолько чуткий, интеллигентный и все прекрасно понимает, что с ним следует обращаться намного лучше, чем с представителями рода человеческого. И в этом есть определенная логика. В конце концов, люди обладают свободой выбора. Они не обязаны водить дружбу с тем, кто им не нравится или кто плохо с ними обращается. Им не нужно проводить время в одиночестве, если они этого не хотят. Разумеется, это лишь общая классификация: она может не подойти к тем людям, которые не пользуются летом дезодорантом, считают Сандру Бернхард[11]смешной или идеализируют персонаж из кинофильма «Таксист» в исполнении Роберта де Ниро. Они не едят только тогда, когда кто-нибудь вспомнит, что их надо накормить. Но самое главное, если человек, с которым они живут, приходит домой поздно, они не волнуются, что его съели хищники.
По мнению Синди, я немного перегнул палку с последним сравнением, но она сама всучила мне книгу «Естественная природа кошек». Она сделала это, поскольку сразу стало очевидным, что Нортон не только сломил мое сопротивление по отношению к нему, но не оставил и камня на камне от моего прежнего неприятия кошачьего племени.
Во-первых, очень сложно противостоять кому-то столь беззащитному. А что может быть беззащитнее шестинедельного котенка? Во-вторых, он не вел себя как существо, нуждающееся в защите, из-за чего сопротивляться становилось еще труднее. Котик карабкался, царапался и толкался; он просто взял и захватил мою квартиру. И в-третьих, он завоевал меня.
Свое первое нападение он предпринял посреди ночи.
С Синди мы всегда спали в определенном порядке. Я спал на левой половине кровати, она, прижавшись к моей спине и обняв меня руками, — на правой. Мы не знали, должен ли Нортон спать на кровати. Будет ли он копошиться всю ночь, не давая нам заснуть, — данная перспектива меня совершенно не прельщала. Мы не знали, хочет ли он вообще спать вместе с нами. Может, мы казались ему огромными и пугающими. Поэтому мы решили оставить выбор за ним.
Ночью, засыпая, мы слышали его крадущиеся шажочки по полу гостиной. Похоже, он сделал свой выбор — нашел себе кровать. Меня это вполне устраивало. Все было просто отлично. Известно, что кошки не столь любвеобильны, как собаки. И он может спать, где его душе угодно.
Утром я проснулся на несколько минут раньше Синди. Прислушался, пытаясь определить, чем занят котенок. И ничего не услышал. Немного обеспокоенный, я напряг слух. Ведь это естественно, когда котенок, проснувшись, устраивает возню и беспорядок. Но вокруг по-прежнему царила тишина.
Вдруг я ощутил слабое шевеление на своей подушке и покосился на нее, стараясь понять, что там происходит.
Я увидел маленький серый пушистый комок, удобно примостившийся под моей щекой и шеей. Он не спал — его глаза были широко распахнуты. Но он не двигался. Котенок уставился на меня, ожидая моего первого шага.
Не поднимая головы, я высвободил левую руку из-под одеяла и поднял, чтобы дотянуться до котенка и приласкать его. Двумя пальцами я погладил его по голове. Он подвинулся, вытягивая шею, чтобы я мог почесать его под подбородком. За этим занятием мы провели несколько минут — котенок с наслаждением потягивался, а хозяин с удовольствием почесывал его.
Я чувствовал себя замечательно. Он предпочел спать со мной. Не с Синди. Он предпочел меня! Мне стало даже неловко из-за того, как я этому обрадовался. Обернувшись, я взглянул на Синди. Та уже проснулась и с улыбкой наблюдала за нами.
С этого момента в нашей спальне установился новый порядок. Когда Синди ночевала у меня, Нортон оставался в гостиной, пока мы не засыпали. Но каждое утро я обнаруживал его примостившимся у моей шеи, уже проснувшимся и ожидающим, чтобы я почесал его под подбородком.
Если же нас было только двое — я и кот, а не я и Синди, — Нортон занимал ее место прежде, чем я выключал свет. Он устраивался на ее половине кровати, положив голову на подушку и даже укрывшись одеялом, словно человек. Я поворачивался к нему спиной, а он прижимался ко мне, как обычно делала Синди. Утром котенок продолжал лежать на ее подушке, уставившись на меня в ожидании, когда я проснусь и примусь за дела. Когда я наконец открывал глаза, он придвигался ко мне, облизывал мне веки или лоб и традиционно вытягивал шею для пятиминутного поглаживания и почесывания.
Котик никогда не будил меня. Никогда даже не мяукнул, требуя завтрак. И не важно, двое нас в постели или трое, он лежал тихо, дожидался своей порции утренней ласки, затем вставал и шел со мной завтракать в кухню — одна чашка черного кофе, одна порция курицы и почек в изысканном сливочном соусе.
Его следующий коварный способ втереться в мою жизнь был моей собственной ошибкой.
Мне захотелось показать Нортона своим друзьям. Я знал, это плохой знак, но ничего не мог поделать. Поэтому я стал брать его с собой в различные места. Не слишком далеко. К друзьям домой. Естественно, котенок стал настоящим гвоздем программы, демонстрируя такое же бесстрашие у них в квартирах, как и у меня, носясь из комнаты в комнату и тщательно исследуя каждую. Некоторые знакомые тоже держали котов или кошек и опасались возможной стычки. Но я не представлял, чтобы кто-нибудь — даже кот-соперник — мог испытывать неприязнь к Нортону, и, как оказалось, был прав. В большинстве случаев кот, на территорию которого мы вторгались, немедленно начинал шипеть и кружиться вокруг него, как только я опускал котенка посреди гостиной. Нортон изучал негостеприимного хозяина, одаривал его взглядом, словно говоря: «Кого ты хочешь одурачить?» — а потом опрокидывался на пол и принимал такой умилительный вид, на какой только был способен. У взрослого кота не оставалось выбора, как только подойти к нему и вести себя дружелюбно. В противном случае он бы выставил себя идиотом-забиякой перед хозяином.
Но во время визитов мне казалось слишком хлопотным таскаться по городу с сумкой для переноски котенка, тем более он был пока еще таким крошечным, поэтому я надевал ветровку или плащ и просто сажал Нортона в карман. Подумаешь, пройти несколько кварталов. Котенок вел себя спокойно, лишь высовывал голову, оглядывался по сторонам и прятался обратно. Ему действительно нравился данный способ передвижения. Даже долгие поездки на метро в Верхний Уэст-Сайд. Шум не столько пугал, сколько интриговал его. Резкие торможения и отправления поезда воспринимались Нортоном как веселая игра. Не нравились ему люди, стремившиеся к нему прикоснуться, и словоохотливые незнакомцы, по мнению которых котенок в чьем-то кармане — приглашение поделиться историей своей жизни, личными проблемами или, что еще хуже, байками о своих обожаемых питомцах.
