И когда сидящий на ладони Синди котенок мяукнул мне, я сообразил, что дождался своего Нортона.
Но я понял еще кое-что, пронзившее меня как вспышка.
Это была любовь с первого взгляда.
Да, звучит бессмысленно. И я не могу это объяснить. Но такого никогда со мной не случалось, и не знаю, произойдет ли когда-нибудь опять.
Я стал закипать от злости на Синди. Мне хотелось кричать. Я начал бессвязно бормотать:
— Как ты посмела это сделать?
Еще чуть-чуть, и я бы принялся расхаживать и размахивать руками как безумец. Но я не смог. Не представилось такого шанса. Синди была занята исполнением роли Люси в тот момент, когда домой возвращается Рики, узнавший, что она переоделась художницей, чтобы попасть на прослушивание в клуб.
— Я думала, он тебе понравится… Эрик сказал, ты полюбишь его… Прости… Я думала… хлюп… ваааа…
Я сообразил, что так мы далеко зайдем, поэтому переключился на котенка. Я посмотрел в его глаза и растаял. Был сражен наповал, превратился в полного идиота.
Синди, перевоплотившаяся к этому времени в Лору Петри — она старалась не плакать, но намекала, что в любой момент может снова разрыдаться, — протянула мне котенка. Не имея опыта в обращении с малышами — человеческими или четвероногими, — я неловко взял его. Посадив на правую ладонь и поддерживая ее левой рукой, я поднес котенка к своему лицу, пока мы не оказались с ним нос к носу. Не думаю, чтобы в длину он превышал пятнадцать сантиметров, а весил более девятисот граммов. Его светло-серая мягкая шерстка местами имела более темный оттенок. Верхняя часть лапок и область вокруг рыжего с черным носика были белые. Три изумительные черные линии прочерчивали спинку, начинаясь между глаз и расширяясь к хвосту, из-за чего задняя половина туловища была темнее передней. Хвост был пушистым, с черными полосками и походил на хвост, который мог принадлежать еноту. Зеленые овальные глазищи были огромными. Никогда в жизни я не видел кого-нибудь настолько милого, независимого, умного, при одном взгляде на которого было понятно, что он принадлежит мне. Котенок ни разу не отшатнулся от меня и не отвел своего взгляда. Он лишь мяукнул и облизал мое правое веко шершавым, как наждачная бумага, язычком размером с маленькую кисточку.
— Ему шесть недель, — тихо сообщила мне Синди. — И в кем есть что-то особенное. Мне кажется, это не простой кот.
Я пересадил его на левую ладонь, а правой легонько провел по его спинке от головы до хвоста — я впервые в своей жизни гладил представителя кошачьего семейства.
— Конечно, это не простой кот, — согласился я. — Иначе и быть не могло. Ведь он мой.
Поход по магазинам, в который Синди отправилась с моим братом, был затеян исключительно для того, чтобы купить Нортона. Когда она увидела вислоухого шотландца, то пришла в восторг. Она рассказала Эрику о том, как хотела завести кошку, а я этому воспротивился, хотя и мечтал о домашнем питомце. Брат, знавший меня гораздо дольше, заявил, что утром они отправятся на поиски.
Они поехали к заводчице, занимающейся разведением кошек, у которой Эрик приобрел своего Лестера. В то время данная порода была еще малоизвестна, но уже считалась дорогой. За своего кота Эрик выложил триста долларов. Сегодня хороший вислоухий шотландец обойдется вам в пятнадцать сотен баксов. Эрик был убежденным сторонником теории, что, отправляясь за покупками, надо потратить как можно больше денег и быть как можно менее практичным.
На их удачу, у заводчицы недавно появились вислоухие шотландцы. Из-за высокой цены на них она не была уверена, что сумеет продать их до того, как они станут мешаться под ногами. Она знала Эрика, ей понравилась Синди, поэтому заводчица продала им котенка за семьдесят пять долларов, взяв с них обещание, что они отдадут его в хорошие руки.
— Вот, держите. Я отдаю вам своего любимца. — Она протянула им шестинедельного котенка, которого извлекла из картонной коробки.
Вместе с его родословной заводчица передала статью, вышедшую неделю назад в «Сан-Фернандо». Она посвящалась экзотическим породам кошек, в том числе шотландским вислоухим. Там была фотография того самого котенка, которого держала Синди. В интересах статьи котенка назвали Малышом, а в сопровождающей снимок надписи было сказано: «В отличие от обманчивых названий кошачьих пород — например, гималайские, происхождение которых никак не связано с одноименными горами, — шотландские вислоухие вроде этого котенка по кличке Малыш действительно родом из Шотландии».
— Он — звезда! — воскликнула заводчица.
— Я очень на это надеюсь, — улыбнулась Синди.
По дороге домой он вел себя как настоящая звезда. Синди немного нервничала, беря в самолет такого кроху. Она не знала, как котенок себя поведет, что будет делать, когда захочет в туалет, не превратит ли перелет его в неврастеника на все оставшиеся у него девять жизней. Однако вскоре Синди обнаружила, что котик не из робкого десятка. Она везла его в маленькой коробке и после взлета посадила его на свой столик, чтобы проверить, как он. Тот лишь зевнул, лег и сразу уснул. Тогда Синди решила оставить его на столике, пока это не перестанет устраивать либо самого котенка, либо стюардесс. Но, как оказалось, никто не возражал. Весь перелет малыш с удовольствием сидел или спал на столике. А наводившая ужас проблема с туалетом так и не возникла. Как показали многочисленные перелеты, Нортон или обладал невероятно крепким мочевым пузырем, или очень хорошим воспитанием. Во время первого путешествия и сотни последующих он терпеливо дожидался, пока ему не предоставят необходимые для этих случаев «удобства». Иногда он потягивался, оглядывался по сторонам и усаживался обратно. За весь перелет он мяукнул лишь пару раз. Синди ворковала над ним и гладила по спинке, а он намекал, что именно ради этого и взял на себя труд «заговорить». Стюардессы с удовольствием опекали котика, приносили молоко, даже брали на руки, чтобы показать его пассажирам. А котенок вел себя так, словно у него за плечами было столько же перелетов, сколько у Чака Йегера.[10]
В такси по дороге от аэропорта до моего дома он вскарабкался на заднее сиденье и, вытянувшись возле задней дверцы, смотрел в окно, пока машина везла его на Манхэттен.
— Странно, — поделилась своими наблюдениями Синди, пока я держал малыша на руках, — он не только не боялся, но и вел себя так, будто знал, куда его везут, и очень хотел там оказаться.
Котенок заерзал у меня в ладони, и я осторожно опустил его на пол.
— Он испугается! — воскликнула Синди. — Котята всегда боятся новой обстановки. А это место еще и слишком огромное для него.
Ну конечно.
Мой испуганный котенок протопал к кушетке в гостиной, а потом отправился исследовать ее сестру-близняшку, стоявшую напротив. После чего повернул обратно и, дойдя до лоскутного коврика, лежавшего между ними, шлепнулся на него и уснул.