— К чему ты клонишь? — осведомился Язид.
Хусам пропустил вопрос мимо ушей.
— Я так и слышу: «О, спасибо. Я буду чтить волю вашей семьи и сохраню его, пусть даже ценой собственной жизни, я поступлю справедливо на благо мира».
— Некоторые так бы и сделали. Например, я, — заявила Самира.
— Неужели, сестричка? Даже если бы узнала, что он стоит от двадцати до ста миллионов долларов? Представляю, о чем спросит наш гипотетический незнакомец, как только ему захочется разжиться сотней миллионов: «Кстати, какой аукцион вы бы посоветовали? „Сотби“ или „Кристи“? А может, у вас есть знакомый арабский шейх, который хотел бы купить подарок президенту Никсону или принести искупительную жертву сионистскому премьер-министру Голде Меир?» — Хусам помолчал, чтобы все в красках представили нарисованную картину, и продолжил: —Наш незнакомец будет считать, что правда на его стороне: ведь новый владелец сокровища обязательно присмотрит за своим драгоценным приобретением и выставит его на зависть окружающим.
— Послушай, Хусам, — вмешалась Самира, — на дворе семидесятые. Незнакомец может оказаться и незнакомкой. У женщины больше шансов вывезти сокровище из страны под носом у властей. А ты слишком циничен. Не у всех на уме только деньги. Некоторые придерживаются строгих моральных правил. Например, мы. И многие другие.
— Разве не женщина организовала стрельбу в Лоде? — возразил Хусам. — И оправдала бойню тем, что та якобы служила на благо человечеству? Эта женщина убедительно доказала равенство полов. Теперь власти подозревают всех.
Хусам был прав. Фусако Сигенобу, основательница «Японской Красной Армии», заявила после теракта в аэропорту Лод: «Пришло время показать империалистам, что вооруженная борьба — единственный гуманистический способ напомнить об угнетенных».
— Ладно, только военные обычно не трогают законопослушных иностранцев, которые далеки от наших проблем, — напомнил Язид. — Что, если мы отыщем добропорядочного знатока древностей, гражданина нейтральной страны, не участвующей в ближневосточном конфликте? Вдруг получится?
— Давайте разделим сокровище на две половины, и одну отдадим мужчине, а другую — женщине. Может, так скорее повезет? — предложила компромисс Самира.
Они до ночи обсуждали плюсы и минусы каждого варианта. Постепенно возможности исчерпались и начали повторяться. Наконец, дети обернулись к отцу в ожидании его слова.
Разговор подтвердил худшие подозрения старого Самира, из-за которых он горевал вот уже несколько месяцев. Заботясь о сохранности, они будут вынуждены расстаться с сокровищем, гордостью их семьи палестинских христиан. Что бы ни решили они, опасности не миновать.
— Мы исповедуем христианство со второго века, — начал Самир. — Это очень важно для нашей веры и семьи. У нас есть великий дар, и мы нуждаемся в Божьем совете. Хусам, ты говоришь, что стал агностиком. Но мы слишком многое поставили на кон. Я бы хотел, чтобы ты просил о помощи вместе с нами.
Члены семьи встали, взялись за руки и склонили головы в молитве, как восемнадцать поколений Диабов до них. Хусам слушал, Самир, Самира и Язид просили Бога ниспослать им верное решение, просили, чтобы предмет их спора попал в надежные руки и был использован по назначению.
Потом наступила тишина. Именно тогда Самиру явился ответ. Он поведал детям свой план, изобретательный и рискованный.
— Должно получиться… Если Бог на нашей стороне, — ответил за всех Язид.
Рубен Дэвис прибудет в Палестину шестью неделями позже, даже не подозревая, как исход семейного совета изменит его жизнь и пошатнет устои христианства.
ГЛАВА 4 КУМРАН
Рубен осторожно ступал по короткой тропке. Над Иорданской долиной просвистел «Фантом», его оглушительный рокот прокатился по всему бассейну реки. «Фантомы», «Скай-хоки» или «Нашеры», израильская версия французских «Миражей-5», патрулировали каждые десять минут.
Вдалеке в сторону Негева двигались три армейских грузовика с танками «Паттон М-48» на платформах. Они ездили все утро. Израиль твердо намеревался защитить свои территории, которые теперь рассматривались как особо важная буферная зона безопасности.
За соленым озером Ям-Хамелах — Морем Соли — длиной в пятьдесят пять километров виднелась гора Моаб и смутные очертания иорданских домов. Какими ничтожными, должно быть, чувствуют себя их обитатели перед этой военной мощью.
— Забыли плавки? Раздевайтесь и прыгайте в воду. Здесь никого, кроме нас.
Рубен вздрогнул и обернулся. Мысли об очаровательной рядовой из автобуса, военный парад и великолепие Мертвого моря затмили все вокруг. Он не заметил даже ручей, окруженный роскошной зеленью. Двое мужчин в плавках жестом приглашали его в исходящую паром воду.
— Давайте к нам. Мы — арабы, но обещаем ничего не красть, — сказал мужчина по-английски с южным акцентом.
Рубен улыбнулся этой самокритичной шутке и ответил в том же духе:
— Я сделаю даже больше. Попрошу вас приглядеть за вещами — вдруг будут проходить монахини и надумают вызволить из рабства мою одежду.
Они рассмеялись. Завязалось дружеское знакомство.
— Я сейчас. Только исполню долг туриста, нырну в Мертвое море.
— Вы там долго не пробудете. Вода потеплеет к вечеру.
Проворно скинув одежду, Рубен забежал в воду и попытался нырнуть.
Он, в общем-то, знал, что из Мертвого моря реки не вытекают, лишь впадают в него. Вода испаряется так быстро, что остаются лишь насыщенные соли, поэтому Мертвое море — самое плотное в мире. Однако такого эффекта Рубен не ожидал. Он почувствовал себя пробкой, скачущей на поверхности. Чтобы погрузиться в воду, требовались неимоверные усилия. Рубен плескался минут пять, потом все-таки сдался. Но хоть лично познакомился с Мертвым морем. Будет о чем написать домой.
Рубен перебрался в теплый ручей к новым знакомым.
— Мой сын знает английский хуже меня, — признал старший из арабов. Семейное сходство было очевидным, даже если бы оба не носили усов. Отцу на вид около шестидесяти, сыну — под тридцать.
— Я учился в Лондонском университете, когда британцы заправляли в Палестине, — объяснил араб и добавил: —Вы ведь не англичанин? Откуда вы? Родезия? Австралия?
— Из Новой Зеландии. Колониальная жизнь Австралии началась с более достойных британских переселенцев, — ответил Рубен.
— Вы о штрафной колонии в Новой Зеландии, — рассмеялся старик и пересказал смысл шутки сыну.
— Меня зовут Язид Диаб, а моего сына — Захи.
— Очень приятно. Рубен Дэвис.
— Мой отец высокого мнения о новозеландцах, — учтиво заметил Язид. — Он говорит, из всех оккупационных войск только они уважали палестинцев… Часть британских сил генерала Алленби, отбивших Палестину у оттоманов во время Великой войны.
— Спасибо. Я думал, наши солдаты пили пиво и волочились за женщинами не меньше остальных. Мусульманам это вряд ли нравилось.
